Надзорная и денежно-кредитная политика нынешнего руководства российского Центробанка все чаще вызывает серьезные вопросы. Настойчивей и громче звучат голоса тех политиков и экспертов, которые считают, что Банк России превратился в криминальный инструмент по рейдерскому захвату активов в стране.
Лучший в Европе завод «Стальинвест» по производству сэндвич-панелей и металлоконструкций также стал жертвой рейдерства. Созданная с нуля частным предпринимателем компания динамично развивалась, пока собственнику «Стальинвеста» не понадобился кредит, за которым он обратился в один из госбанков.
Банк вместо того чтобы выполнить условия кредитования, искусственно создал ситуацию неплатежеспособности. Вместо обещанных средств он выдал сумму в полтора раза меньше, для того чтобы захватить контроль над залогами. Он переоформил их на себя и затем использовал возможности в правоохранительной системе, чтобы сфабриковать уголовное дело.
Собственник в тюрьме, завод остановлен, более тысячи человек безработные – таков итог банковского рейдерства.
«О какой эффективной экономике можно говорить, когда институт, который призван оздоравливать экономику, на самом деле превращен в криминальный инструмент отбора собственности, имущества и активов?» С таким риторическим вопросом обратился председатель комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам Сергей Рябухин к собравшимся на экспертной сессии Вольного экономического общества, где шла речь о произволе, который чинят российские финансовые организации.
Насколько это действительно серьезная проблема сегодня, мы узнали у академика РАН Сергея Глазьева.
Сергей Глазьев. Это, к сожалению, типичная история. На примере компании «Стальинвест», который мы детально проанализировали на экспертной сессии Вольного экономического общества, все выглядит именно таким образом. Вся эта тематика начала бурно разворачиваться после резкого повышения Банком России процентных ставок. Тогда началось сжатие кредитов в производственной сфере.
Банк, в котором «Стальинвест» кредитовался, это был Сбербанк, где 20 лет он работал как VIP-клиент, ни одной просрочки, вдруг заявляет — извините, мы больше отрасль стройматериалов кредитовать не будем, потому что кризис, падение спроса на стройматериалы, поэтому мы вам денег дальше на расширение оборотного капитала давать не хотим. А предприятию, которое провело мощный инвестиционный проект, были нужны деньги на расширение оборотных средств.
Ситуация усугубилась тем, что в период кризиса, когда возникли цепочки неплатежеспособности, металлурги, которые поставляли предприятию продукцию, перешли на предоплату, то есть потребность в оборотных средствах резко выросла. Мало того, что нужно было загружать новые производственные мощности, так еще и металлургическая отрасль, которая сразу же после девальвации рубля быстренько переориентировалась на экспорт, начала гнобить внутренних потребителей с тем, чтобы увеличить возможности поставок на экспорт, поэтому ухудшила условия покупки металла для компании «Стальинвест».
Сбербанк отказался. И тут поступает предложение от другого государственного банка. Вообще все эти комбинации идут в основном между государственными банками. Центральный банк в этом никак не участвует. Он просто помогает государственным банкам залатать дыры, как мы знаем, выдавая им рефинансирование на льготных условиях и фактически покрывая убытки.
Для частного банка банкротство заемщика — это катастрофа. И даже если кто-то внутри банка в этом деле заинтересован, хозяева банка терпят убытки. В истории со «Стальинвестом» уже другой банк сделал им предложение: переходите к нам, мы вам дадим кредиты. Тот подумал: это 100-процентный государственный банк, у него позиция поддержки промышленности. И договорился о том, что ему дадут 6,5 млрд рублей, необходимых для погашения обязательств перед Сбербанком и на недостающую сумму оборотного капитала.
В итоге он попал в ловушку, которая захлопнулась через месяц буквально. Ему сказали: мы не дадим вам 6,5 млрд, а только около 5 млрд, чтобы забрать залоги у Сбербанка и перевести к себе. Он попал в капкан. Он не получил оборотных средств. Естественно, он не может металлургам оплатить поставки металла и закладывает свое имущество. Господин Масленников — человек с безупречной репутацией, ему заводы продолжают поставлять, потому что он 20 лет на рынке, он всегда расплачивался. Но начинают с него требовать залоги.
Все, что можно, он отдал в надежде, что Россельхозбанк начнет выполнять свои обязательства. Но нет. В итоге приходит некий господин Варшавский с предложением: отдайте мне предприятие бесплатно. Странно, но он почему-то не интересовал ни следователей, ни прокуратуру, ни судью, которая ведет дело. Очевидно, что это рейдерский захват, есть факт вымогательства предприятия, факт шантажа, даны показания. Но никого из правоохранительных органов этот сюжет совершенно не интересует.
Так что это типичная схема заманивания предприятия в ловушку. Если собственник отказывается от предложения рейдера, создается такое ситуативное сообщество из людей, облеченных властью в правоохранительных органах, которые фактически совершают преступление. Лишают человека свободы. Это при том, что приняты по инициативе президента Путина специальные поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, которые запрещают осуждать предпринимателей по обвинениям, связанным с их хозяйственной деятельностью.
Помните знаменитые слова: не кошмарьте бизнес. Но эти ушлые люди находят способ найти резиновые статьи, при том, что нет ни одного свидетеля обвинения. Дальше все это судами штампуется. Столкнувшись с этой ситуацией как типичной, мы ее проанализировали, и теперь досконально понимаем механизмы отъема собственности.
Это просто лавина, которая отражается по статье «Проблемные активы», затем эти предприятия идут через процедуру банкротства. На сегодняшний день каждый год возбуждается примерно 15 тысяч дел по банкротству. К сожалению, мы видим, что процедура банкротства коммерчески используется организованными преступными сообществами для того, чтобы отбирать имущество.
Если сравнить, чем заканчивается неплатежеспособность предприятия в развитых экономиках, допустим, в Америке, то около половины предприятий идут под финансовое оздоровление. Их не банкротят, потому что это никому не выгодно — ни предприятиям, ни собственникам, ни кредиторам.
У нас же, допустим, в позапрошлом году не было ни одного случая финансового оздоровления! Все 15 тысяч банкротств пошли путем разгрома предприятия, конкурсных производств, распродажи имущества и фактического прекращения деятельности. Эти криминальные сообщества как коршуны набрасываются на предприятия, у них свои арбитражные управляющие, которые действуют по этой схеме, у них свои судьи, которые штампуют решения.
Посмотрите, как растет объем проблемных кредитов. Они почти все уходят под нож банкротств. Их, как правило, не оздоравливают банки. Они создают дочерние структуры под названием капитал. Сбрасывают туда проблемные активы и ищут инвесторов. Такого рода инвестор, который говорит, отдай мне предприятие бесплатно, по сути, рейдер. Если собственник соглашается, рейдер переоформляет на себя имущество, и тогда банк дает ему еще один кредит для того, чтобы он выкрутился из ситуации.
Если собственник отказывается, банк передает это дело под процедуру банкротства, дальше идут переговоры с другими банками. Кто-то покупает это предприятие, дальше пытается с ним чего-то делать, но в данном случае Россельхозбанк понес убыток в 3 млрд рублей. Они взяли предприятие, которое было лучшим в отрасли, и фактически его угробили, а собственник и он же директор в одном лице сидит.
Мы должны помогать таким предприятиям, давать им возможность, а не обманывать. Процедуры финансового оздоровления практически не применяются в стране. Это вызвано тем, что схема банкротств у нас фактически освоена рейдерскими преступными сообществами. У них главная задача — забрать предприятие у собственника. А финансовое оздоровление предполагает сохранение собственника. Поэтому для них финансовое оздоровление не интересно.
У них задача другая — захватить бесплатно активы и перепродать. В данном случае они захватили, но поскольку их рейдерская схема не сработала, они были вынуждены продать предприятие в убыток себе. Дальше вступает процедура докапитализации. Тот же «Россельхоз» подает заявку в правительство на еще 40 млрд рублей, потому что у него образовалась дыра вследствие такого рода кредитных историй. Но эта кредитная история как раз говорит о том, что в данном случае банкротство предприятия наступило в силу неисполнения банком своих обязательств перед заемщиком. Хотя формально в рамках действующего законодательства зафиксировать это невозможно.
Есть решение кредитного комитета, есть решение правления, которое как бы считается обязательным к исполнению, но клерки, которые заключают кредитный договор, указывают сумму гораздо меньше. Собственник должен согласиться хоть с этим. Ему обещают дать еще, но не дают. Потом у него наступает просрочка. Ему говорят: ты не платишь, мы должны начислить резервы. То есть банк начинает терять деньги. Виноват, конечно, заемщик, с их точки зрения, которого они сами завели в такую ситуацию. И кончается все это уголовным преследованием.
Надежды на то, что в судах удастся добиться справедливого законного решения, практически нет. У нас суды превратились в органы, которые штампуют заключения обвинения. Доля оправдательных приговоров нашей судебной системы упала буквально до каких-то десятых процента. У нас практически на 100% суды штампуют заключения обвинения и содержат бизнесменов под стражей вопреки нормам процессуального кодекса, который запрещает им это делать.
Эти преступные сетевые сообщества, которые формируются вокруг рейдерского захвата предприятий, очень трудно поддаются выявлению, потому что это каждый раз разные составы людей, разные функции и т.д. Криминал в этой сфере стал очень умным. Нам необходимо поменять законодательство и процедуру банкротства сделать более прозрачной, неотъемной, так сказать, и направлять на оздоровление предприятия.
Надо вводить норму, которая будет предусматривать ответственность банка за невыполнение своих обязательств. Если банк обещал выдать кредит, но не выдал, или выдал не в полном объеме, или задержал выдачу и по этой причине наступает неплатежеспобность предприятия, в этом виноват банк, а не заемщик.
Эта чудовищная тенденция выявила полную дисфункцию нашей системы управления. Чем должны заниматься государственные банки? Разве они должны отчитываться прибылью? Зачем мы государственные банки создали? Для того чтобы они кредитовали реальный сектор экономики, чтобы они обеспечивали доведение кредита до инвестиций. В этом главная задача государственной банковской системы — обеспечивать трансформацию государственных ассигнований и средств, собираемых на депозиты в инвестиции. Именно в этом задача государственных банков — помогать развиваться экономике.
Но беда в том, что у государственных банков нет никакого, по сути, механизма ответственности за выполнение своих функций. Они рапортуют прибылью. Как такое может быть, что объем экономики сжимается, инвестиции падают, кредитование производственного сектора скукоживается, а прибыли растут? За счет чего они растут? Во-первых, за счет повышения процентных ставок, которое состоялось благодаря ЦБ в 2014 году, они начали высасывать деньги из карманов граждан и производственных предприятий.
Если вы берете кредит, у вас, допустим, средняя рентабельность по экономике 6-7%. Вам кредит навязывают под 17 или даже 20%. Получается, вы должны эти недостающие 10-12% каким-то образом извлечь. Откуда? Мы к 2015 году столкнулись с тем, что предприятия практически всю свою прибыль направляли на погашение процентов банку.
Дальше они начинают отвлекать оборотные средства. Вместо того чтобы кредитовать банк, расширять объем оборотного капитала в экономике, из-за разницы между процентной ставкой и рентабельностью предприятие вынуждено оплачивать эти драконовские, ростовщические кредиты за счет сокращения оборотных средств. Дальше они отказываются, конечно, от кредитов за счет сжатия производства и увольнения людей.
А те предприятия, которые, как «Стальинвест», перед 2014 годом провели инвестиционные программы, поверили государству, вложились, были вынуждены брать кредиты. Но если нет рефинансирования, типичная история со «Стальинвестом», предприятие автоматически становится неплатежеспособным, потому что на рынке не может взять необходимый ему кредит даже на пополнение оборотного капитала.
Получается так, что банки зарабатывают сегодня на кредитовании сверхрентабельных торговых операций, это прежде всего, нефть, газ, импорт. Даже на лизинге иностранных самолетов. Они зарабатывают на кредитовании финансовых спекуляций, они обзавелись спекулятивными структурами, т.н. финансовыми компаниями, и играют на рынке. Втянули граждан в систему страхования жизни, обещая большие проценты, на самом деле платят копейки, а деньги бросают на финансовые спекуляции.
Поскольку у нас регулятор не контролирует финансовый рынок и бросил курс рубля, как мы знаем, в свободное плавание, именно спекулянты манипулируют и рынком, и курсом рубля. Крупные спекулянты, которые кредитуются банками. И государственные банки работают не для тех целей, для которых их создали, они работают на обогащение самих себя, а предприятия реального сектора оказываются лакомой добычей.
Государственная банковская система не выполняет своей функции кредитования инвестиций. Более того, такого рода практика отталкивает от банков предприятия. Чем идти в банковскую кабалу с риском потерять бизнес и свободу, лучше вообще уйти от бизнеса. Поэтому у нас, по соцопросам, половина бизнесменов хотят продать бизнес. Потому что вести бизнес без кредита невозможно. А брать кредиты опасно. Могут посадить и отобрать.
Правоохранительная система что должна делать? Она должна обеспечивать законность и охранять законные права собственности. Для бизнеса важна защита прав собственности. Что наша правоохранительная система в данном случае делает? Она участвует в отборе имущества, а суды легализуют рейдерский захват. Ни одна из систем, которые обеспечивают работу бизнеса — банковская, правоохранительная, судебная, — не работает должным образом.
Это не только данный эпизод. Он типичный. Об этом говорит статистика. Банкротства стали почти поголовно криминальными, в том смысле, что нет финансовых оздоровлений. Предприятия идут с молотка. Примерно полсотни аукционных площадок, все непрозрачно. Попробуйте, как независимый инвестор, зайти на аукционную площадку, поучаствовать в конкурсе по распродаже обанкротившихся предприятий. Вам под разными предлогами не дадут поучаствовать в этом аукционе.
Аукционы по распродаже активов стали инструментом в руках рейдеров. Между прочим, примерно на 1,5 трлн рублей ежегодно имущества уходит. А на 5 трлн имущества в подвешенном состоянии, которое проходит через всю эту криминализированную процедуру банкротства, где государство самоустранилось. Раньше у нас была федеральная служба по финансовому оздоровлению и банкротствам, государство контролировало этот процесс. Ее ликвидировали. Государство фактически пустило процесс банкротства на самотек.
Необходимо ввести норму, которая запретит использовать статью по мошенничеству и прочие резиновые статьи, по которым сейчас бизнесменов привлекают, если есть залог. Потому что залог оценен самим банком. Если вдруг залог окажется дутым, это означает, что банкиры виноваты в том, что они дали кредит под дутый залог. Таких случаев тоже полно.
Да, есть мошенники, которые берут кредиты под дутые залоги. Но за это банкиры получают большие деньги. У них есть оценочные возможности, это их компетенция. Если они оценили залог таким образом, значит, они соучастники преступления по хищению денег своего собственного банка. А если залог оценен правильно, как в данном случае, залоговая стоимость гораздо меньше кредита, какое здесь может быть мошенничество в принципе?
Второе. На аукционных площадках, где распродается имущество обанкротившихся предприятий, должна быть введена электронная форма. Можно блокчейн использовать, чтобы сделать невозможным мошенничество на электронных площадках. Примерно то же самое ввели в нотариате, теперь нотариальные процедуры невозможно подделать. То есть должна быть обеспечена абсолютная прозрачность и фиксация всех операций, которые происходят на аукционах по распродаже имущества обанкротившихся предприятий. Это пара пустяков.
Третий момент. Необходимо вводить суд присяжных как раз по этим резиновым статьям, где нужно доказательство умысла. Я вижу, как идут судебные дела, такое впечатление, что судей вообще не интересует, есть умысел, нет умысла, было ли мошенничество, есть ли состав преступления. Они машинально прослушивают дело, выполняют рутинные процедуры, закрывают глаза на многочисленные процедурные нарушения, и дальше просто штампуют обвинение следствия.
Эти концептуальные вещи можно реализовать в течение нескольких месяцев. Но я скажу, что преступное сообщество, которое сформировалось вокруг банкротств и залогового рейдерства, очень изощренное. Они очень активно протаскивают свои поправки в Закон о банкротстве, которые вообще государство уведут из этой сферы. Фактически государственные функции будут выполнять некие саморегулируемые организации, которые сами будут принимать решение, каких арбитражных управляющих расставлять, и спросу с них, конечно, не будет.
Это серьезная сила, скажу я вам. Но есть за что бороться. 5 трлн рублей имущества на кону. Даже если они не смогут предприятие восстановить в полном объеме, найдут, кому перепродать, в конце концов. Если не получат его даром.
Причем замечу, что в существующей системе банкротств страдают не только собственники, но и кредиторы, которые, как правило, ничего в итоге не получают от этих криминальных банкротств. Но больше всего страдают люди, конечно, которые теряют рабочие места, и государство, которое, как в случае со «Стальинвестом», потеряло доходную базу в 1 млрд рублей.