Верховный суд РФ (ВС) признал, что банкротство не может использоваться как инструмент для списания долгов преступника перед потерпевшими по уголовному делу. Кроме того, по мнению ВС, даже прямое указание суда на освобождение должника от обязательств при завершении банкротства не препятствует выдаче исполнительного листа кредитору, долг перед которым по закону является «несмываемым».
Верховный суд рассмотрел вопрос о несписании долгов банкроту. Решение вынесено в рамках дела о несостоятельности Александра Ражина. Этот гражданин в 1999 году был осужден за мошенничество и присвоение денежных средств, а в 2016 году суд взыскал с него 444,7 тыс. руб. в пользу Анатолия Кислова, одного из потерпевших по уголовному делу. В 2017 году Александр Ражин подал на свое банкротство, кредиторов у него обнаружилось двое — банк ВТБ и Анатолий Кислов. В связи с отсутствием имущества у должника в феврале 2019 года суд завершил процедуру несостоятельности и списал оставшиеся непогашенными долги.
В декабре 2022 года господин Кислов обратился в суд за исполнительным листом для принудительного взыскания задолженности (через приставов) с Александра Ражина, но ему было отказано в трех инстанциях. Суды указали, что банкротство должника завершилось с применением правила о списании ему долгов, поэтому оснований для выдачи листа нет (см. “Ъ” от 10 июля). Кредитор обжаловал отказы в ВС, настаивая на том, что долг перед ним является «несмываемым». Свое позднее обращение с жалобой Анатолий Кислов объяснил тем, что часть срока действовали ограничения в связи с COVID-19, он не был осведомлен о завершении банкротства должника и не получал уведомления суда об этом. ВС передал спор в экономколлегию, которая в итоге отменила решения нижестоящих судов.
Коллегия согласилась восстановить Анатолию Кислову пропущенный срок для обжалования, признав названные кредитором причины уважительными.
По основному вопросу дела ВС пояснил, что отказ списать долги по итогам банкротства является «исключительной мерой, направленной либо на защиту других социально значимых ценностей, либо на недопущение поощрения злоупотреблений».
Препятствием для выдачи исполнительного листа послужило определение о завершении банкротства, где суд указал на «отсутствие обстоятельств, препятствующих освобождению должника от обязательств». Между тем, подчеркнул ВС, препятствия (а именно то, что долг возник в результате совершения преступления) имели место и были известны и суду, и участникам банкротного дела, а в определении нет «какого-либо мотивированного обоснования причин» для списания всех долгов. Кроме того, «указание в резолютивной части определения суда на освобождение должника от исполнения обязательств является общим и не распространяется на требования кредиторов», которые не подлежат списанию (п. 4 и 5 ст. 213.28 закона «О несостоятельности (банкротстве)»). Таким образом, требование Анатолия Кислова не считается погашенным, заключил ВС, обязав Арбитражный суд Мособласти выдать кредитору исполнительный лист.
Адвокат Case by Case Юлия Михальчук отмечает, что есть «жесткие правила о том, какие именно долги не списываются при личном банкротстве, куда входят особые категории, например вред от преступления или субсидиарная ответственность по долгам компании». В связи с этим юристы в целом поддерживают решение экономколлегии.
Александр Бастрыкин, глава Следственного комитета, 7 декабря 2010 года в интервью «Российской газете»:
«Осужденный может оказаться нищ, как церковная крыса. Да и отработать в колонии долг перед жертвой трудно, а чаще всего невозможно».
Арбитражный управляющий Сергей Домнин считает, что «здесь в чистом виде пункт 4 статьи 213.28 закона о банкротстве», где говорится о неосвобождении от обязательства, если при его возникновении гражданин (должник) «действовал незаконно, в том числе совершил мошенничество». По его мнению, такой кредитор «не должен был приходить в суд на завершение процедуры и напоминать судье о том, что в этой части долг не списывается, он имел полное право рассчитывать на то, что суд сам защитит его права». «Если на одной чаше весов лежит «несмываемое» требование кредитора, а на другой — процессуальные нарушения в пользу должника, то, исходя из позиции ВС, суды должны исходить именно из прокредиторского подхода, а не вставать на сторону должника, прощая ему «денежные грехи»»,— согласна госпожа Михальчук.
Вместе с тем ее настораживает вывод ВС о том, что даже прямое указание в судебном акте на списание долгов банкроту не означает освобождения от всех обязательств. «Люди ориентируются именно на решение суда, буквально трактуя его смысл. А такая творческая интерпретация силы закона и судебных актов создает почву для неопределенности»,— предупреждает Юлия Михальчук.
Анна Занина
