«Если это будет массово, то региональной экономики в стране не будет»
Ингушетию признали регионом-банкротом. Премьер-министр Михаил Мишустин поручил властям республики заключить с Минфином РФ соглашение о мерах по восстановлению платежеспособности. Причиной стал большой непогашенный госдолг республики, который к октябрю составил 3,33 млрд рублей. При этом собственные доходы республиканского бюджета — всего 2,65 млрд рублей О том, что это будет значить для региона, рассказал генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев.
— В советское время в стране ни один регион банкротом не признавали. Даже Ульяновская область, которая должна была федеральному бюджету несколько своих годовых бюджетов, банкротом признана не была.
Банкротство — это когда некая фирма говорит: «Забирайте все, что у нас есть. Не знаю, как вы будете разбираться с долгами. Меня больше нет». Регион так сказать не может, потому что социальные обязательства местных властей неотъемлемы, школы и больницы должны работать. Поэтому механизмы банкротства никогда к регионам не применялись. То, что к Ингушетии применен этот механизм, показывает, что другого способа решения задачи больше нет.
Минфин возьмет на себя урегулирование долгов Ингушетии в обмен на то, что министерство будет определять механизмы использования доходов республики. Минфин будет уменьшать местные расходы и за счет имеющихся доходов погашать долги. Сегодня федеральному бюджету самому непросто, но возможность для решения проблем Ингушетии у него есть. Республика небольшая и денег хватит.
Будущее региона зависит от того, какие расходы будет сокращать Минфин. Когла речь идет о бизнесе, то закрыли его и всё. Но такой путь нельзя применить к региону, потому что в таком случае жизни там не будет, и вряд ли федеральный центр на это пойдет. А если сохранят все социально-значимые затраты, то денег все равно не хватит.
Возможно, у Ингушетии есть ценная собственность, которую можно продать и закрыть эти дырки. Но, как говорил кот Матроскин, «чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное». В той истории они нашли клад, у Ингушетии таких шансов нет.
Поэтому логика понятна — федеральная власть берет на себя ответственность за то, что материальная помощь не уйдет в неизвестные дыры. Но как помочь эффективно и не нарушить социального баланса — для меня загадка. Республика самая бедная на Кавказе и размер ее экономики самый маленький.
— Может ли этот опыт перейти на другие регионы?
— Понятно, что, поскольку Ингушетию нельзя посадить в долговую тюрьму, то вопрос так или иначе рассосется. Но встанет другой: будет ли применяться эта технология в дальнейшем. Потому что во многих регионах, и не только Северного Кавказа, региональные бюджеты перенапряжены.
Раньше эта проблема решалась заменой коммерческих кредитов на фактически беспроцентный заём. С одной стороны, это удар по федеральному бюджету, который в условиях коронавируса стал чувствителен. С другой, эти займы лишали региональных руководителей мотивации. Поэтому механизм, примененный к Ингушетии — это такая попытка негативной мотивации. Мол, не будете нормально работать, заберем все экономические рычаги себе. Для региональной элиты это страшно. Поэтому даже если механизм не будет больше применяться, то пугать им будут точно. Если же это станет основным рычагом давления и станет массовым явлением, то это будет обозначать, что региональной экономики в России больше нет.
