Банк России подтвердил значительное сокращение профицита ликвидности в банковской системе в апреле, с 2,3 трлн руб. до 1,4 трлн, однако это изменение будет разовым — по состоянию на конец 2020 года. ЦБ прогнозирует теперь как минимум полное восстановление уровня ликвидности, в основном речь шла о росте объемов рублевой наличности и сокращении валютных активов. В апреле банки хранили на корсчетах в ЦБ 3 трлн руб. Сочетание бюджетной конструкции и политики Банка России позволило финансовой системе пройти первичный мартовско-апрельский шок без дестабилизации, вторичные эффекты в течение 2020 года будут усиливаться, но вряд ли угрожающе.
Банк России опубликовал апрельские данные о состоянии финансовой системы в бюллетене «Ликвидность банковского сектора и финансовые рынки». В документе ЦБ подтвердил в цифрах главное событие апреля 2020 года для этого сектора — практически мгновенное сокращение структурного профицита ликвидности в банках с уровня 2,3 трлн руб. (с учетом усреднения резервов — 3,1 трлн руб.) до 1,4 трлн руб. (2 трлн руб.), впрочем, пояснения регулятора о характере происходящего вполне спокойны: апрельский отток ликвидности (он начался еще в марте) — явление временное. В документе Банк России изменил мартовский прогноз по состоянию ликвидности на конец декабря 2020 года: если ранее предполагалось, что до конца года уровень структурного профицита ликвидности снизится, хотя и на незначительную цифру в 0,1 трлн руб., то сейчас нижний уровень прогноза восстановлен:
ЦБ ожидает, что профицит на конец года составит 2,2–2,8 трлн руб., то есть будет заведомо и существенно больше, чем сейчас.
Объяснения ЦБ происходящего выглядят так. Снижение профицита обеспечено преимущественно продолжающимся ростом объема наличных денег в обращении, этот процесс начался еще в марте, достиг пика в апреле и несколько ослабился в мае. Чего, отметим, никто не ожидал — большинством аналитиков предполагалось, что компаниям и домохозяйствам будут требоваться дополнительные наличные в том же объеме, что и в апреле, а возможно, и больше. При этом бюджетная система РФ в апреле обеспечивала по указанию ЦБ расходы в полностью ожидаемых объемах, и по бюджетному каналу формировался небольшой приток ликвидности.
Регионы в силу кризисных обстоятельств не увеличили, как это происходит в последние годы весной, депозитов в банковской системе, банки при этом активно конкурировали за размещаемые средства департамента финансов Москвы. В свою очередь, Федеральное казначейство поддержало ликвидность в апреле депозитами на 0,4 трлн руб.
Дополнительными причинами для сокращения уровня ликвидности в системе было состояние портфелей банков по кредитам юрлиц: оно не могло в ситуации экономических ограничений в эпидемии и при начавшемся падении цен на залоги и валютной переоценки не ухудшиться. Но масштабы этого были сглажены регуляторными послаблениями Банка России, в итоге обязательные резервы банков в ЦБ увеличились на 0,25 трлн руб., до 2,65 трлн руб. При этом под риски оттоков клиентских средств банки формировали пул ликвидности на корсчетах в ЦБ, который на начало мая достиг 3 трлн руб.
Отметим, речь идет о первичной реакции финансовой системы на чрезвычайно нестандартный шок — однако, как демонстрируют данные ЦБ, система реагировала на него стандартно и в рамках прогноза.
Банк России отмечает стабилизацию на рынке ОФЗ и евродолга РФ уже в апреле, что позволило Минфину одним апрельским аукционом почти наполовину закрыть программу заимствований на второй квартал 2020 года. ЦБ при этом наблюдает сокращение сберегательной активности населения, но оно неравномерно: физлица достаточно активно сокращали объем валютных депозитов (этот процесс был активным в марте и менее активным в апреле 2020 года) и немного увеличивали объемы рублевых вкладов.
Банк России при этом ожидает довольно значительного ужесточения условий кредитования, в том числе неценовых, для всех категорий заемщиков во втором-третьем кварталах. В целом вторичные эффекты от событий апреля—мая 2020 года на финансовом рынке пока сложно предсказывать: они зависят в том числе от рисков банкротств и неплатежей в большей степени корпоративных клиентов и, таким образом, во многом от эффективности господдержки экономики, в том числе — предприятий, связанных с госсектором и зависимых от бюджетных платежей. Отметим, в этом во многом видится причина очень спокойного состояния финрынков при сильнейших потрясениях марта—мая 2020 года: и банки (преимущественно государственные), и клиенты-юрлица (также в очень большой степени зависящие от государства) ориентируются на ситуацию с госрасходами и в меньшей степени на состояние домохозяйств (пока нет точных данных о сокращении реальных располагаемых доходов в апреле 2020 года, большинство грубых оценок находятся в диапазоне 5–15%, впрочем, данных явно недостаточно). А стабильность бюджетной сферы во многом определяется механизмом «бюджетного правила» и наличия ФНБ: текущая стабильность — это сочетание определенной ригидности госэкономики и хорошо отлаженного бюджета.
Пока, впрочем, нет ни прямых, ни косвенных данных, демонстрирующих проблемы даже в сфере текущих платежей, кроме отдельных отраслей (например, ЖКХ — экономия на коммунальных платежах в России по-прежнему является распространенной практикой).
Так, на этой неделе ЦБ опубликовал данные, позволяющие судить о состоянии неплатежей именно на финрынке,— в бюллетене «Текущие риски на внешнем и внутреннем финансовом рынке» представлены данные о количестве неисполненных сделок на внебиржевом рынке. Они не поражают воображение: общая сумма неисполненных сделок выросла в сравнении с началом года и составила 6 млрд руб., что позволяет полностью игнорировать их влияние на состояние системы. Вторичные эффекты действительно могут быть значительнее — но их появление с меньшей вероятностью будет провоцироваться непредвиденными шоками, скорее финансовую систему ждет в ближайшие месяцы медленное ухудшение ситуации в случае медленного восстановления экономической активности или стабильность при относительно быстром.
Дмитрий Бутрин