Участники проходившего в рамках ПМЮФ-2019 III Международного форума по банкротству затронули одну из наиболее злободневных тем отечественного банкротного сообщества — проблему поиска адекватного подхода к ответственности арбитражных управляющих, в силу профессии вынужденных существовать в условиях всеобщего конфликта интересов. О тенденции ужесточения ответственности арбитражных управляющих, висящем над ними дамокловом мече и об особенностях банкротства в западных юрисдикциях рассказывает партнер юридической компании РКТ Владимир Бубликов.
Завершился IX Петербургский международный юридический форум. Какая тема стала главным его лейтмотивом? Что чаще всего обсуждалось на пленарных заседаниях, дискуссионных столах, бизнес-завтраках и в кулуарах? Кто-то вспомнит изменения в закон о банкротстве, роль форума, выступление председателя правительства, министра юстиции РФ. Но на мой взгляд, ключевой темой форума стала ситуация, сложившаяся вокруг корпуса арбитражных управляющих (АУ). Теме было посвящено несколько мероприятий, в том числе пленарное заседание по ответственности АУ.
Столь большое значение роли АУ, на наш взгляд, придается потому, что на сегодняшний день среди участников банкротных дел не найти фигуры, страдающей сильнее, чем АУ, и заведомо виновной во всех плохих событиях и поступках. В чем же причина страдания?
Вероятно, она кроется в некоем предвзятом отношении, когда остальные участники дела о банкротстве заведомо полагают, что АУ ведет дело в своих интересах и схитрит при любой подвернувшейся возможности — потому-то его заранее делают крайним во многих вещах. Выражается это в том, что за последние несколько лет законодательство в части ответственности АУ ужесточилось на несколько порядков. Это и дамоклов меч, висящий над всеми АУ: введенная в Кодекс об административных правонарушениях ответственность в виде дисквалификации за повторное доказанное судом нарушение законодательства о банкротстве со стороны АУ, когда Росреестр (при повторном обращении в суд, при повторном удовлетворении жалобы на него) может применить последствия в виде дисквалификации на срок от полугода до двух лет. Это и ужесточение законодательства об убытках, вольно или невольно нанесенных арбитражным управляющим. Кроме того, на протяжении трех последних лет растет количество заявлений о привлечении АУ к ответственности в виде убытков, сумма этих убытков также ежегодно возрастает.
Справедлива ли эта картина? Наверное, не вполне, особенно если учесть тот факт, что оказываемое на АУ давление распространяется также и на целые СРО, в которых они состоят. Законодательство в отношении компенсационного фонда СРО, из средств которого частично или полностью закрываются понесенные отдельными АУ убытки, ужесточилось: в этом году его размер составляет 50 млн руб., и он минимальный.
Легко представить себе картину, при которой какой-нибудь системный, да и просто озлобленный кредитор, у которого возникает желание насолить или отомстить СРО, подает в нескольких делах о банкротстве ряд исков о привлечении к ответственности АУ из этой СРО. Если такие иски будут удовлетворены, это похоронит не самих АУ, но целое СРО, в которых они состоят, так как после опустошения компенсационного фонда ни один АУ не захочет скидываться заново на его восполнение — скорее он предпочтет выйти из своего СРО и перейти в некое другое. Никто пока не использовал этот инструмент на рынке, но описываемая ситуация вполне реальна.
Отдельно хотелось бы отметить то легкое недоумение, которое вызывают в глазах наших зарубежных коллег истории российских дел о банкротстве и события из жизни российских АУ. Удивление, которое они испытывают, когда слышат о российском институте банкротства и роли АУ как субъекта, вызвано тем, что в западных юрисдикциях роль АУ глубоко и полностью зарегулирована, а само дело о банкротстве носит технический, или, я бы даже сказал, технологический, характер. В рамках указанных дел в зарубежных юрисдикциях существует жесткий, давно выработанный и урегулированный законом алгоритм, исключающий шаги управляющего вправо или влево. И оттого российская юрисдикция в глазах западных коллег представляется неким аналогом американского Дикого Запада, когда каждый может найти свой Клондайк и разработать золотую жилу, которая принесет ему богатство. И, конечно же, западные коллеги крайне редко получают максимальное вознаграждение за ведение процедуры или дополнительные бонусы — к исключениям можно отнести разве что крупнейшие банкротства наподобие Lehman Brothers, по которому вознаграждение управляющего было сопоставимо с теми, что получают российские АУ, входящие по данному критерию в топ-10.
Возможно, дискутировали коллеги в рамках проводимого под эгидой ПМЮФ бизнес-завтрака, к 2025 году в наших делах о банкротстве завершится эпоха Дикого Запада и начнется эпоха технологичного, глубоко зарегулированного, как в западных юрисдикциях, процесса, когда перед началом процедуры кредиторы будут понимать размер возможного возврата на свои долги, а подозрения управляющих в предвзятости перестанут существовать. С одной стороны, такой рынок станет скучнее, а с другой — обретет прозрачность, понятность и минимальный уровень злоупотреблений.
Что касается изменившейся за последние пять-семь лет роли АУ и необходимых ему рабочих компетенций, то тезис, который кажется здесь уместным, звучит так: «Раньше было значительно проще». Расшифровка тезиса такова: сегодня судебная практика, законы, да и просто общие правила работы АУ, предусматривают наличие у него знаний и практических компетенций по целому ряду отраслей: юриспруденции, бухгалтерии, налогов (причем налогов — обязательно!) и даже (насколько бы смешным это ни казалось) особенностей расчетно-кассового обслуживания, поскольку очередность удовлетворения, да и в принципе проведения банковских платежей, вне и внутри рамок дела о банкротстве сильно отличается. Несколько лет назад еще возможно было представить ситуацию, при которой АУ работали в одиночку, но текущая судебная практика значительно ужесточила требования к ним. Сегодня даже отменный опыт и обширный багаж знаний не гарантируют безошибочной работы.
Пять-семь лет назад АУ, которые действовали самостоятельно, успешно «переваривали» довольно крупные производственные предприятия с несколькими сотнями рабочих, поскольку урегулированность возможных негативных для арбитражника последствий (например, убытков или жалоб на бездействие) была ниже. Сегодня же АУ объективно не сможет справиться в одиночку с большими предприятиями. Все это привело к появлению групп, представляющих собой инфраструктурную базу для деятельности АУ. В них входят юристы, специализирующиеся на соответствующих делах, бухгалтеры с обязательным опытом работы в условиях банкротства, специалисты по аудиту и финансовому анализу, поскольку за последние годы возросло количество ключевых документов, на которые внимательно смотрят суд, кредиторы, Росреестр и ФНС как мегакредитор. Не обойтись и без оценщиков — на сегодняшний день споры вокруг стоимости актива, выставляемого на продажу в рамках дела о банкротстве, являются вторым основным видом споров после непосредственного определения кандидатуры АУ. Если мы говорим о некоем работающем предприятии (особенно том, вокруг которого сложился конфликт любого рода), то наличие охранных мощностей (ЧОП) в инфраструктурной базе является обязательным. Не обеспечишь сохранность — ответишь за это убытками.
Как показало время, все эти специалисты сплачиваются вокруг АУ, выступающего в роли временного генерального директора. Иными словами, за последние годы рынок резко укрупнился, двигаясь от специалистов-одиночек — пусть даже и самородков — в сторону вертикально интегрированных банкротных холдингов (по аналогии с начавшими развиваться в 1990-е вертикально интегрированными нефтяными компаниями). Однако история показывает, что на любом рынке укрупнения подобного рода чаще всего обеспечивают этому рынку повышенный интерес государства и жесткую урегулированность законами или иными методами, в том числе со стороны правоохранительных органов. Со временем эта зарегулированность приводит к тому, что рынок перестает быть перспективным и привлекательным для работы.
Иными словами, мы движемся по пути консолидации и укрупнения игроков на рынке дел о банкротстве. Возможно, это приведет нас к уже упоминавшемуся 2025 году — к ситуации, когда рынок будет урегулирован настолько, что, как и в западных юрисдикциях, станет нести чисто техническую функцию, и мы придем в светлое будущее без злоупотреблений в этой области права.
