— Илья Владимирович, недавно суд арестовал имущество и счета ваших родителей в связи с делом о банкротстве бывшего семейного актива — ООО «Шиловское». Можете это прокомментировать?
— Наверное, надо идти с самого начала, пояснить про «Шиловское» и историю его кредита в Россельхозбанке. «Шиловское» было одним из лучших сельхозпредприятий области по совокупным показателям. Это было племенное предприятие. «Шиловским» занимался мой отец, который, имея профильное высшее образование, жизнь посвятил сельскому хозяйству.
— Вы же управляли «Шиловским» какое-то время?
— Да, отец предложил. Настоял, я бы сказал, на том, чтобы я занялся сельским хозяйством, возглавил «Шиловское». Надо же наработанные им навыки передавать. Естественно, я согласился. Подумал, что разобраться в аграрном секторе мне уж точно поможет отец. Но на деле понадобились специальные знания, образование и колоссальный опыт для успешной деятельности. У меня не было ни первого, ни второго.
Поэтому прекратив всю хозяйственную деятельность, в 2010 году я решил заняться политикой и был избран депутатом. В 2011 году решил снова баллотироваться. После победы мне предложили пост председателя одного из комитетов законодательного органа. Я согласился. До 2016 года эта должность стала постоянным местом моей работы. Совмещать ее не то что с занятием бизнесом, но даже с мыслями о бизнесе объективно невозможно. Мне было не до «Шиловского». Да и законодательство не позволяет и карает в случае выявления бизнеса.
Отец решил развивать предприятие. Эти мысли он вынашивал с 2008–2009 годов. И тут организовался Россельхозбанк для кредитования сельхозсектора. У «Шиловского» были хорошие показатели, учредитель — «Агро-инвест» — тоже работающее предприятие с сельхозактивами, которое готово было стать поручителем. Кредит планировался на 100 млн рублей, а имущества, по оценке двух предприятий, было на 500–600 млн рублей. Земли, стадо, все стоило больших денег, и все это было заложено в банке. Но банк сказал, что необходимо еще и поручительство физического лица.
— И вы согласились?
— Банк потребовал от отца сделать меня поручителем по кредиту, хотя я спрашивал, как это возможно, когда у меня нет имущества, я занимаю государственную должность и у меня зарплата порядка 1 млн в год. Но мне сказали, что мое поручительство является требованием кредитного комитета банка. Я согласился, поскольку думал, что кредит сверхобеспечен и ко мне в любом случае не будут предъявлены какие-либо требования. Я подписывал, как говорится, не глядя, я даже условия кредитного договора не знал.
— Как так получается, что у вас не было никакого имущества?
— Случился развод с женой. И все. Все оставил семье.
— Ну, не может же у человека такого социального статуса не быть вообще ничего, кроме двух ружей, проданных в рамках банкротства?
— Понимаете, это такая странность. Даже судьи не верят, спрашивают, почему я такой добрый, оставил все своей жене. Ситуация жизненная, так случилось… Причем, еще давно, когда никакого кредита в помине не было. Кроме того, так легче в политике.
— А на что тогда жить?
— На зарплату. Я получал зарплату в Заксобрании, на нее жил. Потом появилась проблема — выяснилось, что «Шиловское» не может платить, в том числе по кредиту.
— Что случилось?
— Со слов моего отца, было несколько факторов. Во-первых, было предписание прокуратуры, что коров из «Шиловского» надо куда-то перевезти — город Березовский развивался как раз в сторону предприятия. Отец решил перевезти коров в Пышму. Коровы, которых перевезли в Пышму, начали погибать. Во-вторых, случился неурожай. В-третьих, внутреннее воровство, ошибки управления, отсутствие федеральных субсидий. Эти субсидии должны были компенсировать часть кредитной ставки, на них рассчитывали, но в итоге не получили, так как страна готовилась к Олимпиаде и деньги направляли на другие нужды.
Это я сейчас уже понимаю, что произошло — когда четко проанализировал ситуацию. Но тогда, когда Россельхозбанк начал банкротить не «Агро-Инвест» — поручителя по кредиту с активами и значительным имуществом, а меня, я был в растерянности. Это было в конце 2015 года, и я сначала думал, что это происки моих оппонентов перед выборами в депутаты.
— А вы с менеджерами банка не обсуждали вопрос с погашением кредита?
— Не только обсуждал. Я потенциальных инвесторов предлагал! Но уже тогда, я считаю, были злоупотребления со стороны банка. Банк совершенно не занимался должником. Как главный кредитор они были заинтересованы в том, чтобы быстрее продать все имущество и вернуть все свои деньги. Первый конкурсный управляющий «Шиловского» пошел по этому пути, начал продавать технику, но банк его заменил на другого управленца, который потом за два года не продал ничего.
У «Шиловского» и «Агро-Инвеста», в интересах которых и был выдан кредит, было техники под 100 млн рублей. Банк же занялся исключительно моим банкротством, хотя у меня не было ничего. Очевидно, что создавая давление на меня и мою семью, посредством публикаций в различных СМИ фактов о моем банкротстве, причиняя явный ущерб моей репутации, банк стремился простимулировать меня возвратить кредит. Если бы у меня были хоть какие-то средства, то я бы действительно это сделал, но, увы, мои доходы ограничивались размером заработной платы.
— Вы считаете, можно было расплатиться с банком по кредиту во время банкротства «Шиловского»?
— Я не хотел быть банкротом. Думал, что банк за счет реализации имущества «Шиловского» вернет кредит. Однако банкротство «Шиловского» идет уже несколько лет, а сумма требований ко мне не меняется. Спрашиваю в банке, сколько денег было выручено, какая сумма кредита погашена? Оказывается, это тайна какая-то. При этом спрашивают с меня 159 млн рублей. Да так спрашивают, что уже в трусы готовы мне заглянуть, бывшую жену приплели, одиннадцатилетней давности отношения с ней требуют проверить. С юридических вопросов опустились до каких-то кухонных базаров в прошлом. И все это потом еще описывается в постановлении суда [в кассационном постановлении суда упоминается аргумент Россельхозбанка о телефонном разговоре Ильи Гаффнера с бывшей супругой по поводу займа несколько лет назад. — Ред.]. Я был просто в шоке.
Но и это не все. Почему они привлекают к субсидиарной ответственности моих родителей? Людмила Николаевна, моя мама, вообще не при делах. К деятельности «Шиловского» она не имеет никакого отношения. Складывается впечатление, что суд идет на поводу у банка — то, что банк скажет, так он и делает. Сейчас маме 69 лет и у нее по заявлению банка арестовали все, даже счет в банке. Не понимаю, чего добивается банк? Он хочет кого-то довести до могилы? А жить-то потом как будут с этим? Уже были случаи, когда заемщики банка заканчивали жизнь самоубийством. Я не могу быть больше безучастным к такой ситуации — банк злонамеренно преследует не только меня, но и всю мою семью, что я считаю недопустимым.
— У вашей семьи есть деньги, чтобы расплатиться с банком?
— Нет, конечно. Даже в теории. Суд в рамках моего длительного банкротного дела все исследовал. Имущества у меня нет. Более того, благодаря оппонентам, во время избирательной кампании по выборам депутатов Заксобрания я из Следственного комитета не вылазил. Знаете, как я 2016 год пережил? Сведения обо мне, моем имуществе, счетах в банках, в том числе их отсутствие за границей, проверили вдоль и поперек! Все сдаваемые мной как депутатом декларации! Мне кажется, что процедурой банкротства мне хотели досадить.
— Ваша жизнь во время процедуры банкротства как-то изменилась?
— Банковских карточек нет. Я живу взаймы. Юристы работают в долг. У меня всегда было много друзей, помогают. А вот аресты денег и имущества в отношении моих родителей доставляют страдания. Я беспокоюсь за здоровье родных. Я не знаю, куда мне идти, куда жаловаться.
— Представители банка говорили на суде о том, что ваша мама стала владельцем земельного участка в поселке Финский Залив. Кроме того, кредитор говорит, что у вас был офшор «Бейнак» и вы были зарегистрированы в «Тихвине».
— Сколько можно уже лезть? Я думал, что прожил 2016 год, предвыборную кампанию, и наконец все успокоится — столько нервов было. Наконец ответы на эти вопросы установлены и опубликованы проверяющими органами. Но сейчас ситуация просто шоковая. Я не живу «Тихвине» и не жил. Я там был зарегистрирован после того, как бывшая жена попросила выписаться из ее квартиры. Так было удобнее в тот момент.
— А где вы сейчас живете?
— Я живу у мамы. А что касается офшора, то отсутствие моего участия в иностранных юридических лицах, как и отсутствие иностранных банковских счетов, проверяется ежегодно, с 2011 года, в рамках декларационной кампании. Банк не может этого не знать. Но действует таким образом, нападая на всю мою семью. Сейчас, я хочу понять, кто или что действительно является причиной банкротства «Шиловского», почему банк злоупотребляет своими правами, кого на самом деле надо привлекать к субсидиарной ответственности. Сейчас я буду полностью исследовать всю деятельность предприятия вместе с экономистами, чтобы юристы выстраивали линию защиты в суде.
— Вы рассматривали такой вариант, чтобы заработать денег, расплатиться с банком? Не будете же вы все время жить в долг?
— Я рассматривал такую возможность — уйти с государственной должности, окунуться в бизнес. Но теперь такая ситуация, что я больше ничем не занимаюсь, кроме как защитой собственной семьи. Мир не без добрых людей, я уверен, что мне помогут. Когда-то это все равно закончится, я смогу зарабатывать и планирую рассчитаться с родными, близкими, друзьями.