Кто ошибся и кто должен за это платить?
История вопроса
Рассмотрение Европейским судом по правам человека заявления компании ЮКОС к России вызвало широкий резонанс как среди российской, так и международной общественности. Это дело сопровождалось многочисленными взаимоисключающими комментариями, а подчас и спекуляциями относительно того, что же и по каким причинам было решено. Как известно, ЕСПЧ в итоге принял решение о взыскании с России в пользу акционеров компании более двух миллиардов евро — сумму беспрецедентную по своему размеру, превышающую в десятки раз суммы, когда-либо взыскивавшиеся по подобным делам.
Прежде всего не могу не сказать о том, что Европейский суд объединяет профессионалов высочайшего класса, экспертов, обладающих не только разнообразными профессиональными знаниями и навыками, но и житейской мудростью. У таких можно многому научиться! Комплиментарная оценка работы и роли суда в сфере защиты прав человека многократно давалась Конституционным судом РФ. Однако никто не застрахован от ошибки, что, на мой взгляд, и произошло. Такое исключение из общего правила вполне объяснимо: дело ЮКОСа стало первым (и, возможно, останется единственным) для Европейского суда делом такого масштаба по имущественному спору — по разнообразию и сочетанию правовых нюансов и многочисленных фактических обстоятельств. Неслучайно мнения семи судей, рассматривавших дело, по ряду вопросов разделились.
Что и кто нарушил?
Европейский суд единогласно заключил, что на протяжении многих лет ЮКОС использовал разного рода незаконные схемы для уклонения от уплаты налогов в многомиллиардных исчислениях. Согласился суд и с тем, что компания недобросовестно препятствовала проведению налоговых проверок, всячески затягивая их сроки. Вопреки шумихе, поднятой в тот период некоторыми СМИ, единодушие судей было проявлено и по вопросу о том, что действия российских властей не были политически мотивированы и что принятые государством меры не были избирательными (дискриминационными).
Итак, рассмотрим вкратце те нарушения известной Европейской Конвенции, которые, по мнению большинства судей, российское государство все же допустило.
Суд констатировал несоответствие некоторым требованиям статьи 6 Конвенции процедуру рассмотрения спора российскими судами. По данному делу состоялось несколько сотен заседаний национальных судов различных инстанций, совершены тысячи процессуальных действий. Среди многочисленных и непримиримых процессуальных баталий, проходивших с разным успехом для сторон, ЕСПЧ усмотрел два эпизода, в которых, по его мнению, государство в лице суда первой инстанции в первом случае, и апелляционного суда во втором случае, действовало слишком быстро. В обоих случаях, по мнению суда, заявителю было предоставлено недостаточно времени для подготовки к заседанию, что, возможно, повлияло на способность юридических советников компании более эффективно противостоять юристам налоговых органов. Оба этих эпизода относятся только к спорам по взысканиям за 2000 год. Процессуальных нарушений по отдельным цепочкам судебных процедур, касавшихся споров по взысканиям за 2001, 2002, 2003 годы, а также споров по исполнительному производству не выявлено.
В первом случае Европейский суд посчитал, что представление заявителю лишь четырех дней для ознакомления с материалами дела в помещении налогового органа могло поставить многочисленных юридических советников заявителя в затруднительное положение при подготовке ими юридической позиции. Напомню, что налоговый орган обратился в суд 14 апреля 2004 года, основное заседание суда состоялось более, чем через месяц — с 21 по 26 мая 2004. По определению суда от 15 апреля 2004 года налоговый орган предоставил возможность ознакомиться с представленными в суд документами с 17 по 20 мая, то есть в течение четырех дней.
Говоря о недостаточности времени для подготовки заявителя к процессу, суд акцентировал свое внимание лишь на одном из многочисленных элементов такой подготовки — срок ознакомления с документами в помещении налогового органа. Между тем данное ознакомление является далеко не единственным, а в данном деле, возможно, и не самым главным для получения знания об аргументах своего процессуального оппонента и соответствующих доказательствах. Сочтя недостаточным четырехдневный срок для ознакомления с документами в помещении налогового органа, суд распространил свой вывод и на все остальные этапы подготовки заявителя к делу.
Таким образом, вопрос заключался в том, мог ли относительно непродолжительный срок (4 дня) ознакомления с документами в помещении налогового органа существенно повлиять на знание заявителем материалов дела, были ли тем самым исключены иные доступные заявителю возможности по ознакомлению с делом и подготовке к защите? Судите сами. В самом деле подавляющее большинство документов, с которыми заявитель имел намерение ознакомиться, исходили от него самого заявителя (первичная финансовые документы и тому подобное); судебному рассмотрению предшествовала длительная процедура налоговой проверки; заявитель мог воспользоваться возможностью ознакомиться с материалами дела не только в помещении налогового органа, но и в суде, в который документы передаются при подаче заявления в качестве приложения; аргументы налогового органа по многочисленным документам были систематизированы в акте налоговой проверки и оставались неизменными на протяжении всего процесса; общая продолжительность процесса по рассмотрению дела в трех судебных инстанциях составила более пяти месяцев (с 14 апреля по 17 сентября 2004 года); из последующих процессуальных документов заявителя не ясно, каким образом изменилась или могла измениться его правовая позиция, если бы на первой стадии процесса заявителю налоговым органом было бы предоставлено на четыре, а большее количество дней для ознакомления с документами в налоговом органе. Вот такое нарушение.
Во втором случае суд посчитал, что слишком быстро было проведено апелляционное слушание. Обстоятельства таковы: 1 июня 2004 года один из ответчиков — ООО «ЮКОС-Москва», а 2 июня 2004 года налоговый орган обжаловали решение суда первой инстанции в апелляционном порядке. Определением суда от 4 июня 2004 года слушание было назначено на 18 июня. Накануне, 17 июня 2004 года, второй ответчик ОАО «НК ЮКОС» также подал апелляционную жалобу. Заседания суда проходили в течение нескольких дней, с 18 по 29 июня, со стороны ответчиков в процессе принимали участие десять юристов. Кассационная жалоба была подана ответчиком 7 июля, то есть менее чем через десять дней после вынесения постановления апелляционным судом и задолго до истечения двухмесячного срока для обжалования. Аргументы ответчика, изложенные в кассационной жалобе, были такими же, как и при апелляционном обжаловании. Кассационное рассмотрение дела состоялось более чем через два месяца — 17 сентября 2004 года.
В соответствии с действовавшим в тот период законом апелляционная жалоба должна была быть рассмотрена в течение месяца с момента ее заявления, включая время, необходимое для подготовки дела к слушанию и принятия решения. Постановление по поданной 1 июня 2004 г. ООО «ЮКОС-Москва» жалобе принято 29 июня 2004 г., т.е. за один день до истечения месячного срока.
ООО «ЮКОС-Москва», первым обратившееся с жалобой, оказывало ОАО «НК ЮКОС», своей материнской компании, услуги по осуществлению функций исполнительного органа. В связи с этим, думаю, было бы неразумным предположить, что оба ответчика своих действий заблаговременно не согласовывали или что они не были заранее осведомлены о правовых позициях друг друга. Вряд ли процессуальные возможности самого ОАО «НК ЮКОС» были иными, чем лица, выполнявшего функции исполнительного органа заявителя — ООО «ЮКОС-Москва».
Кроме того, как уже отмечалось, рассмотрение спора в трех инстанциях заняло более пяти месяцев. Кроме того, дело рассматривалось в четвертой инстанции в общей сложности в течение почти 15 месяцев. Мне было трудно согласиться с тем, что в целом срок рассмотрения спора национальными судами был неразумно быстрым, и поэтому в этой части допущено нарушение параграф 1 статьи 6 Конвенции. Позволю себе предположить, что если бы срок был более протяженным, то компания так же заявила бы о нарушении Конвенции, но уже, так сказать, с другой стороны — срок неразумно длительный (сравним, например, с заявлением компании, единогласно отвергнутым судом, о нарушении Конвенции в связи с превышением срока изготовления полного текста постановления апелляционного суда на два дня).
Обратимся теперь к иному установленному нарушению — статьи 1 Протокола №1, в части применения предусмотренного статьей 113 НК РФ трехлетнего срока давности к отношениям по взысканию штрафов по налоговым недоимкам за 2000 и 2001 годы, а также в части некоторых элементов процедуры исполнения судебных решений по обращению взыскания на имущество заявителя (исполнительное производство).
Суд, по сути, полностью согласился с мнением судов РФ о том, что в период с 2000 по 2003 годы ОАО «НК ЮКОС» использовались многочисленные незаконные операции в целях систематического и умышленного уклонения от уплаты налогов. Кроме того, ЕСПЧ посчитал, что и по форме, и по содержанию соответствующее налоговое законодательство, а также действия властей, направленные на исчисление налоговых недоимок и пеней, вполне укладывались в высокие стандарты Конвенции. Таким образом, российское государство имело достаточные основания для взыскания с заявителя недоимок и пеней. В этой части нарушений не выявлено. Иначе дело обстояло со штрафами, начисленными за умышленное уклонение от уплаты налогов. Примененные ставки, по мнению суда, не являлись слишком высокими и несоразмерными. Однако подход суда не совпадал по трем различным временным периодам. Основанием для такого разночтения являлась допустимость применения установленного в статье 113 НК трехлетнего срока давности привлечения к налоговой ответственности.
Так, в отношении штрафов, исчисленных в апреле 2004 года за налоговые нарушения, допущенные в 2002-2003 годах, суд нарушения Конвенции не установил, поскольку эти периоды в трехлетний давностный срок укладывались. Следуя выявленной логике применения трехлетнего давностного ограничения, суд при этом заключил, что начисление в 2004 году штрафов за 2000 год противоречит требованиям статьи 113 НК РФ. Применительно к третьему периоду — налоговые штрафы за 2001 год — суд, не подвергая сомнению возможность их начисления, не согласился, однако, с 80-процентным размером такого штрафа. Суд не был убежден аргументом властей о том, что согласно статье 114 НК при повторном привлечении к налоговой ответственности размер штрафа увеличивается в два раза — с 40 до 80 процентов. Действительно, следуя логике Суда по давностным ограничениям в отношении штрафов за 2000 год, к 2001 году признак повторности не возник, поскольку 2001-й, а не 2000 год — это первый год, на который трехлетнее давностное ограничение не распространяется.
Исследуя норму статьи 113 НК РФ, суд прибег к ее буквальному толкованию. Результатом стал вывод о том, что ни данная норма, ни другие нормы российского права надлежаще не устанавливают правила о приостановлении или ином изменении давностного срока. Формулировка статьи 113 НК, по мнению суда, не позволяла компании предвидеть, что при наступлении определенных обстоятельств (активное противодействие проведению проверки) из рассматриваемого правила устанавливаются исключения. С таким выводом не согласилось по различным основаниям трое судей из семи. В частности, отмечалось, что общепризнанным является правовой принцип, согласно которому лицо, действующее недобросовестно (в данном случае умышленно затягивавшее срок проверки) не может рассчитывать на защиту права, которым такое лицо злоупотребляло. Кроме того, ставилась под сомнение субъективная невозможность юристов и руководства компании предвидеть возможность таких последствий.
Например, Большой Палатой ЕСПЧ 17 мая 2010 года было принято постановление по делу Кононова против Латвии, в котором суд вновь обозначил некоторые стандарты, предъявляемые Конвенцией к определенности / предсказуемости правовой нормы. Напомним, что в этом деле решался вопрос об определенности действовавшей в далеком прошлом правовой нормы, послужившей основанием для лишения заявителя свободы на шесть лет в 2000 году за «военные преступления», совершенные, по мнению властей Латвии, в 1944 году. На момент возникновения рассматриваемых событий в 1944 году действовавшее в Латвии уголовное законодательство не содержало каких-либо положений о «военных преступлениях», и кроме того предусматривало общие и специальные сроки давности для привлечения к уголовной ответственности. Эти сроки истекли задолго до начала уголовного преследования Кононова. В 1993 году давностные сроки были отменены законом Латвии. ЕСПЧ пришел к выводу, что военнослужащий Кононов, не обладавший, в отличие от заявителя в данном деле, возможностью обратиться к консультантам, мог предвидеть «на основании совокупности различных международных соглашений и обычаев (в том числе, и не опубликованных официально),» что его действия могут быть квалифицированы как военные преступления. Не смутил ЕСПЧ и тот факт, что установленный в латвийском законодательстве срок давности по любому уголовному правонарушению и действовавший на момент совершения Кононовым предполагаемого нарушения (1944 год), истек к моменту привлечения Кононова к ответственности в 2000 году несколько десятилетий назад.
Право на личную свободу является одной из наиболее защищаемых Конвенцией ценностей, оно находится на вершине международной иерархии прав человека, поэтому стандарт определенности нормы по ней значительно выше, чем по нормам, регулирующим право государства по контролю над собственностью в форме сбора налогов и штрафов с коммерческих организаций.
Другой пример. По обстоятельствам дела Хор против Соединенного Королевства (Hoare v. United Kingdom) Палата лордов приняла прецедент, применение которого в отношении заявителя возлагало на него дополнительную имущественную обязанность по компенсации ущерба ретроспективно в связи с совершенным им ранее преступлением. Однако на момент совершения преступления такая обязанность — согласно действовавшему иному прецеденту Палаты лордов — не возникала. ЕСПЧ признал, что изменение практики было предсказуемым, и не установил нарушения Конвенции, поскольку, в частности, возможность такого нормативного изменения обсуждалась в специальной литературе. Вот такая определенность и предсказуемость!
При оценке действий государства по процедуре взыскания с компании налоговой задолженности суд не усмотрел нарушений закона, однако заключил, что действия государства в отношении компании-нарушителя были непропорциональными. По мнению суда, исполнительное производство осуществлялось слишком быстро, компании не была предоставлена возможность прибегнуть к альтернативным способам выплаты.
При этом, как отмечено в решении, до начала исполнительного производства компания, возможно, уже находилась в предбанкротном состоянии. В частности, подтверждает это тот факт, что компания ранее самостоятельно, хотя и безуспешно, заявляла в Судe о банкротствах США (U.S. Bankruptcy Court) о намерении начать добровольную процедуру банкротства. Примечательно и то, что процедура банкротства в России была инициирована не государством, а консорциумом крупных западных банков по требованию о взыскании задолженности по кредитному договору, на основании решения британского суда. Международная аудиторская фирма предупреждала менеджмент компании о высокой вероятности незаконности некоторых используемых руководством операций (вексельные схемы), однако компания свою практику не изменила, оставаясь уверенной на всем протяжении конфликта в законности своих действий. К сожалению для менеджмента компании, аффилированному с ее основными акционерами, эта уверенность не была поддержана ни российскими судами, ни Европейским судом.
Одним из элементов исполнительной процедуры, вызвавшим сомнения у пяти судей, стал семипроцентный исполнительский сбор, взысканный с компанией за отказ от добровольного исполнения решения суда. Суд, признав, что взыскание этого сбора являлось для России обычной практикой, тем не менее посчитал, что размер его непропорционален, поскольку он явно превышает возможные расходы государства на исполнительное производство. Аргументы суда относительно компенсационной природы этого сбора не совсем ясны, поскольку они исходят из ошибочного понимания российского права. Действительно, в постановлении Конституционного суда № 13-П от 30 июля 2001 года, задолго до взыскания этого сбора с компании, прямо говорится о том, что исполнительский сбор является видом штрафа и он не предназначен для возмещения расходов по исполнительскому производству. Порядок компенсации расходов был предусмотрен в иной норме — статья 82 закона об исполнительном производстве. В том же постановлении Конституционный суд разъяснил, что по заявлению плательщика размер штрафа может быть снижен. Однако компания в реализации такого права проявила несвойственную для нее пассивность. Полное неприменение этого штрафа к заявителю явилось бы нарушением императивных требований закона судебным приставом, выглядело бы дискриминационным по отношению ко всем другим подобным неплательщикам.
Причина и (по)следствие выплаты
Обращаясь к вопросу о соответствии исполнения решения ЕСПЧ о выплате в пользу акционеров компании основам конституционного строя, базовым принципам национальной конституции и национальному публичному порядку, хотел бы поделиться следующими наблюдениями.
Российское государство ранее многократно осуществляло выплаты во исполнение решений Европейского суда. И вопрос о соответствии Конституции не возникал. Рассматриваемая ситуация имеет существенное отличие, обусловленное экстраординарным размером суммы взыскания. И дело здесь не только в самом размере, сравнимым с бюджетами целого ряда государств, а еще и в том, что Европейский суд никогда ранее не присуждал предпринимательским организациям и (или) их бенефициарам подобные выплаты. Названные, а также некоторые иные обстоятельства могут свидетельствовать о том, что в данном исключительном деле Конституционный суд РФ может подвергнуть анализу на предмет соответствия Конституции РФ не только выплаты как таковой, но и неразрывно связанные с ней основания.
Во-первых, присоединяясь к Конвенции, Российская Федерация признала обязательность постановлений Европейского суда (статья 46 Конвенции). Однако «власть» ЕСПЧ не безгранична, поскольку его роль носит субсидиарный характер, он не выступает по отношению к национальным властям в качестве «вышестоящей инстанции». Усмотрение Европейского суда, действующего в системе других норм международного права, а не только положений Конвенции, ограничено, в частности, такими общепринятыми нормами международного права, как необходимость уважения национального суверенитета и публичного порядка, а также международного публичного порядка.
Так, вопреки требованию компании, Европейский суд самостоятельно заменил лицо, в чью пользу была назначена выплата справедливой компенсации. При этом, как следует из судебных актов ЕСПЧ по данному делу, о такой замене не было запрошено мнение ни одного из участников процесса. При этом обязанность выяснить их мнение относительно условий осуществления и защиты их прав относится к числу фундаментальных принципов судебного разбирательства в международном публичном порядке, а явное нарушение этого принципа может служить основанием для заявления возражений о несоответствии решения международного суда гарантиям защиты прав человека. Явным отклонением от общепризнанных правовых стандартов является и решение о выплате акционерам до полного расчета с кредиторами компании. Как видно из постановления Суда, на момент ликвидации компании ее задолженность перед разного рода кредиторами, включая государственный бюджет, составляла около 9 миллиардов долларов США.
Во-вторых, возникновение крупного расхода федерального бюджета может разбалансировать систему финансирования на всех уровнях публичной власти, что в свою очередь может повлечь создание известных сложностей для формирования условий, необходимых для реализации прав граждан, и прежде всего, социально незащищенных слоев, нуждающихся в финансовой поддержке. Под сомнение может быть поставлено действие принципа социального государства, поэтому расходование таких средств возможно только при наличии достаточных законных оснований.
В-третьих, данное дело получило широкий общественный резонанс: в различных СМИ освещался масштаб противостояния компании ЮКОС деятельности российских властей по выполнению ими своей публичной функции по сбору налогов и пресечению агрессивных незаконных операций в сферах налогообложения, приватизации и других. Высказывались и прямо противоположные мнения. Принятие решения об исполнении в подобных обстоятельствах влияет на авторитет публичной власти как внутри страны, так и за рубежом и может сказаться на эффективности защиты прав человека в будущем. Насколько мне известно, Санкт-Петербургским государственным университетом было проведено социологическое исследование, одним из результатов которого стал вывод о том, что исполнение решения о выплате компенсации из гобюджета в таком экстраординарном размере в отношении акционеров компании, активно уклонявшейся от уплаты налогов в этот же самый бюджет — и при наличии непогашенной многомиллиардной задолженности — может подорвать веру российского населения в эффективность и непредвзятость деятельности Европейского суда, веру в силу справедливости и законности.
Не могу удержаться и от, пожалуй, риторического вопроса относительно исчерпаемости мер по защите интересов акционеров. При наличии подтвержденных судами многочисленных фактов нарушения налогового законодательства что же препятствовало ОАО «НК ЮКОС», его акционерам и другим заинтересованным лицам обратиться с требованиями о компенсации имущественных убытков непосредственно к тем юридическим и физическим лицам, которые целенаправленно принимали решения об использовании незаконных налоговых схем, во многом в результате самонадеянной деятельности которых и возникли убытки?
Постановления Суда доступны для ознакомления на его сайте: каждый может составить собственное мнение. Будем ждать решение Конституционного Суда.