Состояние банковской системы не даст экономике развиваться. Нужны кардинальные перемены, убежден российский экономист Евгений Надоршин. В интервью «Российской газете» он рассказал, к чему готовиться вкладчикам, чем плохи майские праздники и как узнать, каким будет курс доллара.
Евгений Равхатович, впереди новые длинные праздничные выходные: майские. До этого были январские, февральские, мартовские. Какие из этих каникул самые вредные для экономики?
Евгений Надоршин: Тому количеству праздников, выходных и календарных дней отпуска, которые мы имеем, может позавидовать подавляющая часть людей в разных странах.
К тому же у нас ярко выраженная сезонность в экономической активности. Мы раскачиваемся, постепенно набирая обороты на протяжении всего года. К пику активности экономика подходит в декабре. Это нездоровая ситуация, потому что после этого следует колоссальнейший провал в январе, и это было всегда.
Даже когда отдыхали меньше недели?
Евгений Надоршин: Да. Когда праздников в январе было около пяти, и когда стало 10 или 11, принципиально ситуация не поменялась. Вычет из экономической активности дополнительные праздники произвели для экономики минимальный. Рационально, возможно, вообще взять все праздники, собрать на январь, дать людям делать, что они хотят, а потом все время работать.
Радикально!
Евгений Надоршин: Понятно, так никто делать не будет. Но я не могу одобрить перенос праздничных дней на май. Май гораздо более активный, с точки зрения экономики месяц, чем январь, каждый дополнительный праздничный день в мае экономике стоит дороже, чем в январе. Поэтому, если мы стремимся быть эффективной экономикой, последнее, что мы должны делать, — дать людям возможность поехать на огород вместо того чтобы трудиться на производстве.
Как добиться этой эффективности? Надо начинать с банковской системы?
Евгений Надоршин: Российская банковская система, боюсь, сейчас находится в кризисе более глубоком, чем 6-7 лет назад.
Активы банков нагружены плохими кредитами. В конце 2014 года российская банковская система подошла к состоянию, когда она не может обеспечить хорошее развитие экономики и поддержать рост. Если ЦБ захочет сформировать такой банковский сектор, который будет в состоянии поддержать рост, когда предпосылки для этого сложатся, банкам предстоит очистка. Причем колоссальная.
Но банкам уже обещали денег на докапитализацию.
Евгений Надоршин: Докапитализация — не выход из нашей проблемы. Необходима именно очистка. Она будет стоить дороже, чем просто докапитализация.
Очистка должна проходить по той же схеме, которая сейчас действует?
Евгений Надоршин: Нет. Та очистка, которую начал ЦБ в прошлом году, похожа на вырубку гнилых деревьев, от которых нужно избавляться в первую очередь.
Это только часть решения проблемы. Очень важно сделать еще и другое. Если большая часть леса, так или иначе, поражена, то для полноценной очистки нужно обеспечить, чтобы оставшиеся деревья были чисты. То есть создать условия, чтобы на них агрессивно не рос мох, чтобы лес не засорялся, не загрязнялся.
Нужно запустить процессы оздоровления внутри каждого банка. Не исключено, не все будут готовы справиться с процессами выздоровления. Значит, еще часть участников должны покинуть сектор. И это очень существенная часть.
Это крупных банков касается?
Евгений Надоршин: Да, не исключаю. Когда вы сталкиваетесь с банками, которые достаточно велики, что вы не можете позволить им обанкротиться и вынуждены покрывать ошибки их менеджмента, неаккуратности их политики за счет денег налогоплательщиков, это не самый лучший расклад. Сейчас американцы и европейцы как раз пытаются бороться со слишком крупными банками, чтобы снизить зависимость общества от них.
Мы же пока, скорее, растим крупных игроков. И из-за этого у нас уже начинаются проблемы. Необходимость капитализаций, послабления нормативов. Я бы, конечно, предпочел иное развитие событий. Я бы предпочел большее количество банков, но понимаю, что сейчас ситуация никак к этому не располагает. У нас нет такого количества частных инвесторов, которые могли бы позволить России сейчас иметь 800 банков. И видимо, мы должны будем согласиться на их сокращение. Причем сокращения, видимо, сотнями.
Для этого потребуются средства ЦБ — для очистки выпадающих банков, для помощи тем, кто остается. Кто-то должен будет проводить санации. Нынешних ресурсов АСВ для этого недостаточно. Даже не то, что денежных — человеческих. Нужно, чтобы часть остающихся банков взяли на себя груз по очистке этого пространства. Те инвесторы, которые согласятся внести свой вклад деньгами, будут нести ответственность вместе с государством, они и должны остаться в секторе. Это должна быть своеобразная программа государственно-частного партнерства.
Но это тоже достаточно радикальный вариант.
Евгений Надоршин: Если сейчас не провести очистку, то есть высокая вероятность, что как раз банковская система может стать причиной стагнации в российской экономике. После обвала рубля, после адаптации к ценам на нефть, через год, два, три могут сложиться условия для роста. Вырастет цена на нефть, стабилизируется мировая экономика, китайцы создадут новый спрос, мы построим трубопровод — не важно. Рано или поздно сложатся условия для роста. И вдруг раз — условия есть, а роста нет.
Это не только к банкам относится? У нас многие секторы оказались в похожем положении.
Евгений Надоршин: Это правда. Некоторые секторы оказались более рыночными и более пригодны к тому, чтобы модернизироваться. Какие-то секторы до сих пор будто живут в СССР. Не хочу показывать пальцем.
Посмотрите на результат нашего развития между 2008 и 2014 годом и увидите, что за это время ВВП вырос где-то на 5,6 процента, производительность прибавила около 4 процентов. Мы показали свою высокую неэффективность. Были сегменты в частном секторе, которые увеличили эффективность. Например, сельское хозяйство, обрабатывающая промышленность. Но были сегменты, которые за это время свою эффективность понизили. Эти сектора близки к естественным монополиям.
Внутри у нас колоссальный потенциал. Шесть упущенных лет, за эти годы наша производительность могла расти на несколько процентов минимум каждый год. Она и росла, но после глубокого падения. Поэтому мы в основном лишь восстанавливали то, что имели до первой фазы кризиса. А если отыграем то, что потеряли в части роста производительности за эти годы и что сумели набрать многие другие страны в мире, то это уже даст колоссальный толчок развитию.
Нам поможет дешевый рубль?
Евгений Надоршин: Я считаю, нет. Большая часть российской экономики — это сектор услуг, который обслуживает потребности внутреннего спроса. Весь внутренний спрос из-за дешевого рубля сейчас будет падать.
Дешевый рубль даст толчок для роста сельского хозяйства. Сейчас производительность у него вовсе не феноменальная. Но мы жертвуем частью сектора услуг. В моих глазах — это размен сектора с потенциально бесконечной производительностью на сектор с производительностью весьма низкой и ограниченной физическими возможностями.
Почему нам не поставлять услуги за рубеж? Низкий рубль будет способствовать экспорту.
Евгений Надоршин: Мы не тренировались в производстве услуг для внешнего потребления. Например, в IT-секторе вроде бы началось развитие, ориентированное на экспорт, но очень динамичный рост зарплат привел к падению нашей конкурентоспособности. Другие страны, та же Индия, стали выигрывать у нас конкуренцию. Они смогли обеспечить высокое качество тех же программистов и айтишников, и при этом гораздо более низкую стоимость. Наш сектор замкнулся внутри страны.
Если посмотреть на структуру экономик США, Германии, то несложно отметить, что сектор услуг там доминирует. Без него развитой экономики не существует. Когда ты предлагаешь разменять сектор услуг на добычу, сельское хозяйство, на какие-то примитивные виды обработки, это значит, что ты соглашаешься на не совсем перспективную структуру экономики с потенциальной производительностью и зарплатами более низкими, чем у экономик с более качественной структурой. И потом все это базируется на твоей дешевой национальной валюте. Как только валюта вдруг станет дорогой, ты теряешь свою конкурентоспособность. А вместе с ней — перспективы развития. А валюта страны становится дорогой, когда дела в экономике идут хорошо.
Каким будет курс доллара в конце года?
На что сейчас стоит смотреть, чтобы как-то прогнозировать курс рубля самостоятельно? На нефть, на налоги, еще на что-то?
Евгений Надоршин: Одного такого индикатора может и не быть. Рубль в последнее время не имеет четкой привязки к нефти. Ситуация не до конца стабилизировалась, паника может вернуться. Поэтому очень важным становится понимание экономических процессов.
Если вы живете в лесу, наверное, никому в голову не придет отрицать то, что нужно жить там по законам леса. Не стоит рассчитывать на белый унитаз, ванну, раковину, кафельную плитку на полу и теплый махровый халатик. Нужно охотиться и добывать себе пищу. Все сразу становится на свои места.
То же самое и здесь. Нужно просто разбираться в экономике, в нынешней ситуации. Понятно, что нефть, безусловно, будет иметь значение. Понятно, что будет иметь значение динамика инфляции. Понятно, что будет иметь значение то, сколько денег будет тратить ЦБ на кредиты компаниям и банкам, как мы видели это в последнее время.
Понятно, здесь могут только профи разобраться. А какой ваш прогноз по валюте на этот год?
Евгений Надоршин: Если ситуация стабилизируется и нефть будет стоить около 60 долларов за баррель, то курс доллара будет колебаться в районе 60 рублей. При этом колебания будут заметными. На ближайшее время более вероятный диапазон — 60-70. Если нефть останется на уровне 50 долларов за баррель, то к концу года ожидаю 75 рублей за доллар.
А вы покупали валюту, когда доллар резко пошел вверх и начался ажиотаж?
Евгений Надоршин: Мне не нужно было ее покупать. Я покупал еще в 2013 году, исходя из своих экономических прогнозов. Я видел, что рублю суждено дешеветь. Я, правда, не ожидал значения в районе 60 рублей за доллар. Думал, будет 38 рублей.
А в рублях держите средства?
Евгений Надоршин: Да. Но в меньшей мере. Таково было мое видение экономической ситуации год назад. И, как видите, оно подтвердилось.