Спор почти на $50 млн об исключительных правах на программу для авиасимулятора между российским КБ и двумя южно-корейскими компаниями пошел на второй круг после того, как Суд по интеллектуальным правам засомневался в экспертизе, положенной в основу выводов двух инстанций и роли отечественных программистов. Их теперь хотят привлечь в процесс в качестве третьих лиц, хотя истец и не согласен с этим. Но найти их, как выяснилось, дело непростое, особенно с учетом того, что документы, имевшиеся у истца изъяло ФСБ. И тут на помощь своему процессуальному оппоненту пришли представители ответчиков.
В 1994 и 1995 годах Пензенское конструкторское бюро моделирования, ныне находящееся в процессе банкротства, заключило с корейской многопрофильной корпорацией Daewoo Heavy Industries соглашение о разработке программы для тренажера-симулятора самолета KTX-1. Работы велись в 1994–1998 годах в Южной Корее, сотрудничество было безвозмездным, но стороны обязались согласовать друг с другом возможное коммерческое использование программы.
В 1999–2000 годах после экономического кризиса власти обанкротили и разделили сильно пострадавшую DHI, ее авиастроительные активы перешли к вновь созданной Korea Aerospace Industries, а другие машиностроительные – к Doosan Infracore. Им и предстояло стать ответчиками в судебном разбирательстве с ПКБМ, которому стало известно о контрактах этих компаний на поставки самолетов КТ-1 вместе с симуляторами в вооруженные силы Южной Кореи и Индонезии. Российская сторона считала, что КТ-1 – это тот же самый самолет, что и KTX-1, а корейская утверждает, что это совершенно разные машины.
Бюро посчитало, что его интеллектуальные права были нарушены, и подало в 2004 году в Арбитражный суд Москвы иск, в котором потребовало запрета на использование программы и взыскания с обеих компаний солидарно $49,6 млн (дело № А40-56928/2004). Заседания по делу начались лишь в 2013 году, а в октябре первая инстанция взыскала эту сумму только с KAI, так как судья Наталья Карева не нашла доказательств, что ПКБМ передавало последнему исключительные права. Запрет на использование программы наложен не был, поскольку суд посчитал выплату убытков достаточной для защиты нарушенных прав.
Решение в пользу ПКБМ было принято на основании судебной экспертизы, проведенной в 2006 году в Федеральной службе по военно-техническому сотрудничеству. Согласно ее выводам, самолеты идентичны, а на симуляторе КТ-1 стоит российское ПО. Доводы ответчиков, что у экспертов не было специальных познаний, сумму компенсации они рассчитали по открытым источникам и не проверили работоспособность программы, разработанной сотрудниками бюро, были отвергнуты.
В 9-й апелляционный арбитражный суд юристы KAI и Doosan Infracore представили заключения из ФГУП «ЦАГИ», ведущего российского института, занимающегося авиастроением, и заключение профессора национального университета Гьенсана Ким Бьонг Су. И один и другой документ свидетельствовали о том, что самолеты различаются, на их тренажерах стоит различный софт, а программы, написанные людьми из ПКБМ, на них не используются. Но апелляция эти документы во внимание не приняла, повторную судебную экспертизу проводить не стала, а требования истца удовлетворила полностью.
Но в июле 2014 года Суд по интеллектуальным правам отправил дело на пересмотр в первую инстанцию. Кассация отметила, что суды нижестоящих инстанций исходили из презумпции авторства работников истца на все файлы программного обеспечения, но неполно исследовали доказательства, которые могут привести к выводам об обратном. Экспертизу 2006 года, положенную в основу выводов АСГМ и 9-го ААС, СИП признал неполной, отметив, что Ким Бьонг Су, который исследовал 138 файлов спорной программы, нашел, что только 24 из них содержат указание на права истца, пять – информацию о правах DHI, шесть подписаны программистами этой корпорации, 43 файла имеют ссылки на сторонних авторов, а 59 вовсе не содержат никаких указаний на этот счет.
Кроме того, кассационный суд отметил, что истец представил в качестве доказательств только командировочные удостоверения россиян, ездивших в Корею, а этого недостаточно. Следовало предоставить трудовые договоры и должностные инструкции. А если факт трудовых отношений установлен не будет, то исключительные права на произведение могут принадлежать его авторам, а они не привлекались к участию в деле.
