Имя главной фигурантки дела «Оборонсервиса» Евгении Васильевой в связанных с системой Минобороны компаниях нельзя было произносить в телефонных разговорах. Об этом рассказал новый свидетель, работавший гендиректором одной из таких фирм лишь из уважения к другой, уже признавшей вину подсудимой. На своей должности он сталкивался и с попытками занизить цену на ряд активов, чему, по собственным словам, сопротивлялся, и с ненужными, а порой вредными для компании тратами.
В пятницу, 28 ноября, в Пресненском суде Москвы продолжился допрос свидетелей по делу «Оборонсервиса». Из-за почти месячного перерыва в процессе обвинение и судья Татьяна Васюченко требуют уплотнить график работы, поэтому ежедневно проводится допрос тре-четырех свидетелей. Первым в этот день был допрошен Александр Семеренко, с сентября 2011 года работавший в ООО «Оценка бизнеса» – компании, которая изготавливала отчеты по оценке объектов «дочек» и субхолдингов «Оборонсервиса» перед их продажей, сначала начальником отдела, а позже – гендиректором.
Гендиректором быть не хотел, но пришлось
История отношений Семеренко с фигурантами дела началась в августе 2011 года, когда он, просматривая интернет в поисках работы, наткнулся на вакансию начальника отдела оценки Департамента имущественных отношений Минобороны и откликнулся на нее. Где-то через неделю его позвали на собеседование в Большой Предтеченский переулок, где находился ЦПП «Эксперт», а после пригласили, как он выразился, «в Генштаб».
– Генштаб? – удивилась прокурор Вера Пашковская.
– Здание Минобороны, где располагался ДИО, – пояснил свидетель и продолжил: – Там мне стали задавать вопросы по резюме… Но когда я задал вопрос по зарплате, мне ответили: «Месяц поработаете, мы на вас посмотрим и решим, сколько вам платить».
На вопрос прокурора, кто такие «мы», Семеренко ответить не смог. Но вспомнил, как ему объяснили, что у начальника департамента именно такая метода приема на работу. «Мне это сразу не понравилось. Тут из-за двери кабинета руководителя департамента раздался женский голос, который в цензурной форме, но грубо выражал свое неудовольствие. Мне это не понравилось еще больше, я откланялся и ушел», – завершил он рассказ о неудачном собеседовании.
В конце сентября Семеренко предложили новую должность – начальника отдела оценки федерального имущества, но уже не в ДИО, а, как сначала подумал свидетель, в ЦПП «Эксперт».
Как считают следователи, именно через «Эксперт» при помощи фиктивных договоров на оказание агентских услуг происходило хищение государственных средств. Компания якобы искала клиентов и получала комиссионные, сумма которых составила почти 83 млн руб. Екатерина Сметанова – учредитель и гендиректор компании признала вину в мошенничестве в особо крупном размере (ч. 4 ст. 159 УК – до 10 лет лишения свободы) и коммерческом подкупе (ч. 3 ст. 204 УК – до семи лет лишения свободы). Ее дело выделено в отдельное производство, суда еще не было. Динара Билялова, которая возглавляла «Эксперт» после Сметановой, уже осуждена. Мосгорсуд 21 мая 2014 года назначил ей три года колонии общего режима. Обе подсудимые дали показания на экс-директора департамента имущественных отношений Минобороны Евгению Васильеву – основную фигурантку дела «Оборонсервиса», которая обвиняется по 12 эпизодам по ст. 159, 174.1, 285 и 286 УК РФ (мошенничество, легализация денежных средств, злоупотребление должностными полномочиями – до 10 лет лишения свободы).
Свидетель встретился с руководителем центра Сметановой, прошел собеседование и получил задание укомплектовать отдел и быть готовым к работе. Только оформляя документы, Семеренко узнал, что работать будет не в «Эксперте», а в ООО «Оценка бизнеса», где гендиректором значился некто Моторин, которого никто из сотрудников никогда не видел.
Фактически же организацией руководила Сметанова, ей подчинялись Семеренко и начальник второго отдела Лариса Фомичева. Все документы, необходимые для проведения полной или экспресс-оценки, по электронной почте пересылала секретарь Сметановой. О ходе проведения оценки, особенно по большим активам, таким как «Славянка» или «Военторг», Семеренко ежедневно отчитывался руководителю. «Именно поэтому, наверное, у нее возникло желание сделать меня генеральным директором», – забегая вперед, сказал он.
Готовые отчеты до «захода сотрудников МВД» в январе 2012 года в электронном виде направлялись на согласование к сотрудникам отдела оценки ДИО. По словам Семеренко, грамотных специалистов, «соображавших в оценке», в отделе было всего двое: начальник отдела Васильев и некая Ирина, фамилии которой он не помнил.
– Что согласовывали в отделе оценки? – прервала воспоминания свидетеля прокурор Пашковская.
– Цену. Если она их устраивала, то устраивала, если нет, они делали замечания.
По словам свидетеля, замечания из отдела поступали исключительно по стоимости, вернее, по ценообразующим факторам. «На стоимость влияет достаточно большое количество факторов, – объяснял он. – Мои сотрудники могли какие-то из них не учесть, потому что не посчитали нужным, а ребята из ДИО считали, что его [фактор] надо учитывать».
– Эти замечания учитывались при составлении отчета?
– Тогда, когда мы считали нужным их учесть. Если стояла задача «сделай так, чтобы это стоило столько-то», мы спорили и доказывали свою правоту, это удавалось не всегда. Как правило, «убить» цену надо было на тех участках, что давались под застройку жилья, – уточнил он.
Выяснила обвинитель, и при каких обстоятельствах Семеренко из начальника отдела стал генеральным директором «Оценки бизнеса». В декабре 2011 года Сметанова, как бы между прочим, спросила, не хочет ли он «порулить». Прежде чем дать согласие, он решил ознакомиться с положением дел и обнаружил, что предприятие находилось в предбанкротном состоянии, долги его составляли порядка 20 млн руб. В итоге Семеренко согласился возглавить компанию из уважения к Сметановой, которой, по его словам, «больше не на кого было опереться».
Свидетель или эксперт?
Ознакомился он и с отчетами, которые выполняли для «Оценки бизнеса» субподрядные организации. Из просмотренных Семеренко смог вспомнить отчеты по стоимости акций 31-го ГПИСС, здания по адресу Арбат, 21, и «еще нескольких по проектным институтам». По словам свидетеля, все они были «сделаны под копирку», а дата выхода отчета практически совпадала с датой проведения оценки, что, по его мнению, невозможно. Информация эта живо заинтересовала обвинение, и прокуроры потребовали рассказать, что в них было. Семеренко отметил, что по 31-му ГПИСС проводилась фактически «оценка гудвилла, то есть оценка деловой репутации, нематериальных активов», поскольку «основные средства были выведены за баланс и в расчет не принимались». А вот отчет по зданию на Новом Арбате, 21, ему понравился, потому что был «выполнен грамотно».
– Вы делали эти отчеты? – в какой-то момент не выдержал защитник Васильевой Дмитрий Харитонов и, получив отрицательный ответ, возмутился: – Тогда чего вы тут разглагольствуете?! Мы не допрашиваем специалиста, мы допрашиваем свидетеля! – обратился он уже к судье.
– Спрашивайте по делу! – присоединилась к адвокатам Васюченко. – Мы уже очень долго допрашиваем этого свидетеля, но ничего толком он нам не сказал!
Обвинение вняло совету судьи, и допрос продолжился. Семеренко сообщил, что, несмотря на директорский пост, его действиями по-прежнему руководила Сметанова, а с февраля 2012 года – сменившая ее на посту директора «Эксперта» Билялова. Сам он никаких решений относительно финансово-хозяйственной деятельности «Оценки бизнеса» не принимал. Также он сообщил, что со слов Сметановой знал: фактически учредителем и «Эксперта», и «Оценки бизнеса» является Евгения Васильева.
В феврале 2012 года, «после первой и последней встречи с Васильевой», Семеренко уволили. По его словам, Васильева поставила вопрос о профессиональном соответствии». После этого Семеренко положил на стол Сметановой заявление об увольнении, но та уговорила его остаться, однако ненадолго. «На то, чтобы уволить генерального директора, нужен месяц, меня «ушли» 28 февраля», – рассказал он. На посту генерального его сменила Инна Дубинкина, но безработным свидетель оставался недолго, в марте позвонила Ирина Егорова (ей вменяются в вину два эпизода по п. «а» ч. 3 ст. 174.1 – легализация денежных средств, ч. 4 ст. 159 – мошенничество, следствие считает, что она была казначеем преступной группы Васильевой) и сообщила, что его снова берут на работу.
Кто занимался финансами?
– Егорова? – встрепенулась прокурор Пашковская, услышав знакомую фамилию. – А какую должность она занимала, и в какой организации?
Ответить на этот вопрос Семеренко не смог, но пояснил, что она занималась финансами «Эксперта» и «Оценки бизнеса», а позже была номинальным учредителем этих организаций. С Егоровой он познакомился незадолго до увольнения, в январе. «С самого начала мне никто не давал распоряжаться финансами в «Оценке бизнеса», у меня не было доступа к счетам и электронным ключам, и я никогда об этом не заикался, поскольку такой порядок был заведен изначально. Ключи хранились в сейфе, их использовали главный бухгалтер и Егорова», – объяснил свидетель.
– А кем был заведен такой порядок? – решила уточнить Пашковская.
– Сказать не могу, но, коль скоро руководителем являлась Васильева, скорее всего, ей, – предположил Семеренко.
Далее обвинение заинтересовало поручение, данное Васильевой «Оценке бизнеса», по контролю финансовой деятельности 31-го ГПИСС. Свидетель пояснил, что контролировали они только возможные расходы, то есть проверяли правильность составления смет на все траты института. «Несколько раз мы очень сильно ругались с руководством института, непосредственно с Антоном Петрушовым, – вспоминает Семеренко. – Особенно когда в сметах встречались завышенные и ненужные траты, которые мы сильно урезали. Например, ехали люди в поле проводить измерения и требовали закупить несколько айпадов последней модели. А зачем им айпады, если можно купить более дешевые планшеты?»
«Больше этого имени по телефону не упоминайте»
Когда кончились вопросы у обвинения, слово дали и защите.
– Товарищ Семеренко, адвокат Харитонов, бывший старший следователь военной прокуратуры, – представился защитник.
– Уважаемый адвокат, прокуратуру-то вы зачем упоминаете? – с улыбкой удивилась Васюченко.
– Ну нас свидетель уважает бывших офицеров, – пояснил он под смех собравшихся и, став посерьезнее, задал вопрос о том, приходилось ли Семеренко готовить отчеты с недостоверными данными или заниженной ценой.
Тот несколько неуверенно ответил, что при нем таких вроде бы не было. «Я, как гендиректор, не принимал участия в оценке, вопрос не ко мне, а к оценщику», – объяснил он.
– Оценкой вы не занимались, финансами тоже. Тогда что вы делали как директор, просто деньги получали?! – довольно грубо заметил Харитонов.
– Видимо, да, раз вы так говорите, – отозвался Семеренко.
После этого адвокат вспомнил, что один из заместителей начальника отдела оценки ДИО, Иван Махач, которого свидетель не признал компетентным специалистом, ранее на допросе сообщил, что его специалисты при проверке отчетов не касались вопроса цены, а проверяли их на соответствие законодательству. «Вы же в своих показаниях говорите об обратном, кто прав?» – поинтересовался Харитонов. Свидетель ответил, что решать вопрос о правоте не в его компетенции, но от своих слов он не отказывается.
Евгения Васильева решила выяснить, увеличивалась или уменьшалась цена объекта, как правило, после получения замечаний из отдела оценки. «Цена могла «плавать», какой-то статистики мы не вели», – сообщил Семеренко.
Интересный вопрос под конец допроса задал свидетелю прокурор Юрий Хализов, который попросил Семеренко выслушать его очень внимательно и только потом ответить. Вопрос касался запрета на упоминание по телефону, в переписке или личных беседах имени Васильевой. Свидетель вспомнил только один такой случай: «Когда я второй раз пришел в «Оценку бизнеса», мне позвонила Билялова и сообщила, что я снова назначен на должность гендиректора. «Васильева так решила?» – спросил я. «Да, но больше этого имени по телефону не упоминайте», – ответила она». Рассказал он и о том, что когда началось следствие по делу «Оборонсервиса», его вызвал на встречу один из адвокатов (фамилию юриста свидетель вспомнить не смог) и предупредил, что следователь на допросе может оказывать на него давление, в том числе применять физическую силу, однако на всех трех допросах, ничего подобного не происходило.
– Вас не зря предупреждали! – высказалась Васильева. – Были такие случаи! Дальше будут свидетели, которые расскажут, что их даже били, и этому есть свидетельства, абсолютно четкие фотографии. И те люди, которые этим занимались, сейчас сами под следствием! Мы все это предоставим!
На этой ноте допрос Семеренко был окончен. В перерыве подсудимые и адвокаты живо обсуждали свидетеля, отпуская в его адрес нелестные комментарии. «Зато не скучно», – прокомментировал кто-то из защиты.
«Главная над кабинетом»
Следующий свидетель – Алексей Мелешин – с марта по май 2012 года работал в ООО «Правовой центр» – «реинкарнации» ЦПП «Эксперт». Его после выполнения тестового задания собеседовала лично Васильева, а на работу принимала уже Билялова. Как и многим другим, ни четкого круга обязанностей, ни размера заработной платы Мелешину сначала не озвучили, сообщив, что ему предстоит «заниматься гражданско-правовыми договорами». Упомянул свидетель еще одну любопытную подробность: несмотря на то что фактически работал он сначала в отделе продаж, а потом в отделе торгов «Правового центра», договор о принятии на работу был заключен с другой организацией. «В договоре стояло название ГУОВ, но меня это не смутило, в холдингах такая практика часто распространена, когда работаешь в одной компании, а числишься в другой», – рассказал он.
На вопрос о том, знакома ли ему Егорова, Мелешин ответил утвердительно. «Мы пересекались при подготовке различных заданий. Я готовил правовую составляющую, она – бухгалтерскую», – пояснил он.
– Так кем же все-таки была Егорова? – еще раз решил уточнить прокурор Хализов.
– Там было два кабинета, в одном было много юристов, в другом – финансисты. В моем понимании, Егорова была главная над [вторым] кабинетом, – на пальцах объяснил Мелешин.
– «Главная над кабинетом», – хихикнули обвиняемые, остальные участники процесса пытались скрыть улыбки.
– Получали ли вы указание о решении вопроса трудоустройства Егоровой в 31-й ГПИСС? – спросил обвинитель. Свидетель пояснил, что были планы создать систему контроля расходов 31-го института, и в этой связи стоял вопрос об устройстве Егоровой в институт по совместительству. Вот только было ли доведено это поручение до конца, он не помнит.
– Говорила ли я вам, что Егорову нужно устроить туда незаконно или задним числом? – спросила у свидетеля Васильева, на что тот ответил отрицательно.
«У вас с памятью все хорошо?»
К появлению третьего свидетеля – бывшего ведущего специалиста отдела корпоративного управления ДИО Оксаны Мысиной – обстановка в зале суда по неясным причинам накалилась. Нервничали представители обвинения, адвокаты и даже судья начала покрикивать на участников процесса.
Когда свидетель не смогла сразу вспомнить, в каком году ушла из ДИО, в 2011-м или 2012-м, обвинитель Андрей Обухов бесцеремонно поинтересовался: «У вас с памятью все хорошо?» Мысина сразу вспомнила, что ушла из департамента в 2012 году, а также смогла рассказать о том, каковы были ее служебные обязанности. «Я занималась подготовкой различных документов, в том числе директив Минобороны для заседаний советов директоров ДЗО Оборонстроя», «если не уходила в отпуск или не была перегружена работой».
– То есть обязанности по разным обществам распределяли между сотрудниками? – решил уточнить Обухов.
– Чисто формально никакими документами это не было закреплено… – нерешительно начала объяснять Мысина.
– Прошу вас не мямлить! – прервала ее Васюченко. – И если начальник распределял, кто чем будет заниматься, то так и надо говорить.
Директивы, по ее словам, обычно готовились по следующей схеме: в корпоративный отдел ДИО поступали обращения от руководителей ДЗО, их рассматривали глава ДИО, его заместители и начальники отделов, и на основе их резолюций формировалось задание на подготовку директивы. По мере готовности директива направлялась руководителю отдела и департамента, от него – на подпись министру обороны, а после снова возвращалась в отдел, где свидетель присваивала ей регистрационный номер и вносила в книгу учета.
– Когда возвращался подписанный проект директивы, вы его читали? – спросила Васильева и, получив утвердительный ответ, решила уточнить. – В нем были исправления?
– Внесенных рукой – нет, – уверенно ответила свидетель.
Прокурор заинтересовался, проставлялись ли на директивах даты их издания. Выяснилось, что на подпись директива могла уйти и без даты, но при регистрации свидетель ставила ее обязательно.
– Вы входили в советы директоров ДЗО «Оборонсервиса»? – неожиданно сменил тему обвинитель.
– Входила, – ответила свидетель, а потом призналась, – Когда и куда, не помню.
Такой же ответ – «не помню» – дала она и на вопросы о том, была ли в составе совета директоров 31-го ГПИСС и участвовала ли в его заседаниях. Также она сообщила, что всегда голосовала по директиве, не вникая в рассматриваемую проблему.
По ходатайству обвинителей Обухова и Хализова свидетелю предъявили несколько протоколов собраний совета директоров 31-го ГПИСС и документов, содержавшихся на жестком диске ее компьютера. Вспомнить их свидетель не смогла.
Больше свидетелей в этот день назначено не было, и оставшиееся до конца рабочего дня время, не желая терять ни минуты, суд занимался изучением документов дела, важных, по мнению обвинения.
