Россия для Китая — огромная сырьевая страна, ресурсы которой можно использовать, ведя себя с ней жестко.
Сближение России с Китаем можно трактовать по-разному. Если речь о развитии отношений с соседней страной, сотрудничество можно только приветствовать. Если же перед нами попытка принятия цивилизационного решения, геополитической переориентации на Азию, то подобный выбор является тупиковым. Есть серьезные основания полагать, что часть российской элиты пытается сейчас сделать именно такой выбор.
Можно понять «евразийцев», которые после большевистской революции в эмиграции метнулись от Европы в сторону Азии в отчаянных поисках альтернативы либеральному позитивизму и революционному марксизму. Оказавшись за пределами своей страны, люди испытали сильнейший стресс — идейные искания заводили одних к Чингисхану, других — к Муссолини, третьих — к лозунгу «Царь и советы». Но что простительно людям, находящимся в отчаянной жизненной ситуации, недопустимо для ответственных политических деятелей.
В «китайском выборе» для современной России есть два аспекта — глобальный и локальный. Вначале о глобальном. Россия — исторически европейская страна. Об этом свидетельствует и доминирующее вероисповедание, и торговый путь «из варяг в греки», и положение женщины в обществе… А также Довмонтов город в Пскове, питерский Невский проспект, московская Пречистенка, старые кварталы Красноярска и Иркутска — географически азиатских, но исторически европейских городов. Но главное — политические, экономические и географические пристрастия общественной элиты.
Азиатский выбор был сделан Русью всего однажды — в XIII столетии, когда она оказалась один на один с могущественной Золотой Ордой. Выбор был простой: дальнейшее разорение с возможной гибелью государственности или вынужденное подчинение. Александр Невский был не «евразийцем», а реалистичным политиком, понимавшим пределы возможного. Превращение Руси в независимую от монголов страну сопровождалось первыми признаками новой европеизации — появлением в Москве Аристотеля Фиораванти и его земляков. Другое дело, что разрыв оказался слишком долгим, его последствия растянулись на многие века, достигнув частично и наших дней. Даже большевистская революция, на практике на несколько десятилетий оторвавшая Россию от Европы, проходила под лозунгами не возвращения в Азию, а создания мировой идеологической утопии с европейскими корнями. Результатом оказался не азиатский сценарий, а подножка поезда, застрявшего между Европой и Азией.
Что же теперь? Сознательный отказ от европейского выбора сделает Россию аналогом Китая и Японии — но не современных, а выбравших до конца XIX в. путь самоизоляции и оказавшихся неконкурентоспособными при столкновении с Западом. Только в глобальном мире процессы происходят быстрее, и времени на два с половиной столетия сегуната Токугава у России нет. Успеха сейчас добиваются азиатские страны, которые берут на вооружение элементы европейской цивилизации. Одни — новые технологии и инвестиции (Китай), а другие (Корея, Сингапур, Индонезия) — и современные демократические принципы, включая и конкурентные выборы. В Корее уже дважды была осуществлена передача власти от правоцентристов к левоцентристам и обратно. Но это не поколебало технологической динамики страны и не повлияло на европейский гардероб чиновников. Даже нынешний гонконгский кризис имел поводом вопрос о том, проводить ли осторожную либерализацию или радикальную демократизацию (прямые выборы с регулируемым или нерегулируемым властями списком кандидатов): Китай согласен на первую, а оппозиция выступает за вторую.
Теперь о локальном аспекте. Принесет ли ориентация на Китай хотя бы среднесрочные прагматичные выгоды? Станет ли он мировым экономическим лидером, как это многие прогнозируют, основываясь на его масштабных экономических успехах последних десятилетий? Такие же прогнозы в 1970-е гг. делались в отношении Японии, но не оправдались. Китай сейчас переживает непростые времена. Темпы роста снизились. Китайское экономическое чудо во многом основывалось на эффекте «низкого старта» — архаичной системе соцобеспечения и невысокой оплате труда. Китайское общество все активнее настаивает на переменах. Одни мечтают о вестернизации, другие ратуют за социальную справедливость и возрождение коммунистических традиций, третьих привлекают религиозные секты. Есть и нерешенные национальные проблемы. Сколько будет сохраняться внешняя стабильность в условиях «подземного пожара» — большой вопрос.
Возможным мировым экономическим лидером в 1960-е гг. считался и СССР. Но очевидный тогда экономический прогресс нашей страны базировался на двух волнах трансфертов европейских технологий: довоенной (за счет покупки под ключ 500 западных предприятий) и послевоенной индустриализации (в основном атомно-ракетный и химический комплексы). Плюс перекачка средств из сельского хозяйства в тяжелую промышленность и игнорирование потребительского рынка, включая жилищный.
Еще один стереотип — строительство осей типа Москва — Пекин — Дели, направленных против США. Интересы Индии и Китая нередко имеют противоположный характер, но объединяться против США они не собираются. У Китая конкурентные отношения с американцами, он не прочь использовать Россию в своей игре в качестве младшего партнера. Но США — ключевой торговый партнер Китая. Китай — активный участник мировой долларовой системы, не заинтересованный в ее кризисе.
Россия для Китая — огромная сырьевая страна, ресурсы которой можно использовать, ведя себя с ней жестко. Так произошло с нефтяным соглашением, результаты которого были пересмотрены после его заключения и поддерживаются за счет бюджетных дотаций. И с газовым контрактом: китайцы тянули несколько лет, добиваясь выгодных для себя условий. И дождались столкновения России и Запада, создавшего для них уникальное «окно возможностей». Китай воздерживается от аванса для строительства «Силы Сибири», но охотно дает деньги для импорта Россией китайских товаров. Да и взаимоотношения наших стран в Центральной Азии выглядят все более конкурентными. В 2013 г. российские инвестиции в Казахстан составили $1 млрд, а китайские — в 20 раз больше.
Впрочем, вызывает серьезные вопросы и один из традиционных «антикитайских» стереотипов — об экспансии в Сибирь. Китаю куда выгоднее получать из России необходимые ресурсы, чем захватывать территории с населением, которое надо содержать (социальные гарантии в России выше китайских). Но есть исключение — Приамурье и Приморье, которые в китайском обществе, несмотря на заключенный пограничный договор, до сих пор считают частью своей территории, отторгнутой в XIX в. в результате неравноправных договоров.
Китай сознательно выбрал концепцию догоняющего развития, стремясь ликвидировать отставание от Запада, и добился на этом пути немалых результатов, хотя и сопровождаемых рисками. В современной России концепция догоняющего развития выглядит неполиткорректной: куда приятнее рассуждать о собственной исключительности и «особом пути». Но вполне может получиться так, что догонять Запад все равно придется, только с потерей времени и в существенно худших условиях.
Авторы — депутат Госдумы, первый вице-президент Центра политических технологий